Мной и моими школьными проблемами, в отличие от проблем брата, никто не занимался, училась я так себе, хотя глупой никогда не была, скорее немотивированной. Ситуация с моей успеваемостью изменилась в старших классах, как раз благодаря Марине. Еще в девятом классе я сказала родителям, что поеду поступать на журфак МГУ, они одобрили мое стремление, и этой мечтой я жила следующие два года, пока не уехала в Москву.
Учительница по русскому и литературе очень любила Марину, поэтому она обратила внимание и на меня, когда мы начали дружить и часто ходить вместе, вдобавок к этому я планировала сдавать ЕГЭ по литературе, и моя учительница стала моим репетитором. Я очень благодарна тому, как сложились обстоятельства, ведь тогда у меня впервые появились два филологических друга – Марина и Галина Вильгельмовна (учительница по русскому и литературе). Мы могли сидеть в учительской после уроков, пить чай и обсуждать, например, эмиграцию Цветаевой или отношения Пушкина с Александром I. Мне нравилось, что Галина Вильгельмовна каждый урок начинала с какой-то важной мысли: после звонка она всегда врывалась в класс, останавливалась перед доской, немного молчала и после паузы говорила что-то совершенно не относящееся к уроку, но заставляющее задуматься. Это могла быть какая-то история из жизни или факт из биографии писателя. На мой взгляд, Галина Вильгельмовна была хорошим педагогом, потому что ей всегда хотелось дать чуть больше, чем ее обязывал устав, научить нас не только предмету, но и немного жизни. Однако у таких увлеченных преподавателей бывает и другая сторона: предвзятость к обычным ребятам и лояльность к тем, от кого получаешь наибольший отклик. Галина Вильгельмовна тоже была предвзята, у нее были как любимчики, так и те, к кому она была менее благосклонна. Мне повезло оказаться среди первых, хотя до этого я несколько лет была вне поля ее зрения.
Галина Вильгельмовна, порой сама того не осознавая, подбрасывала хворост в огонь моих писательских порывов (Марина сейчас гордилась бы моей метафорой). Она читала все, что я ей приносила, бережно относилась к моим творениям, не осуждала и не критиковала их, хотя все, что касалось сочинений и школьной программы, могла безжалостно почеркать красной ручкой и не ставить оценки выше 3 (за содержание) и 4 (за грамотность). Мы много говорили с ней об этом во время индивидуальных занятий по литературе. Галина Вильгельмовна пыталась донести до меня мысль, что даже в рамках шаблонов школьных сочинений, которые требует Министерство образования, можно мыслить свободно и так же свободно выражать свои мысли. Но у меня не получалось – и ни разу не получилось в рамках всего того, что требовали стандарты обучения. Я пыталась писать как надо, и получалась полная ерунда, а потом открывала свой личный дневник или обратную сторону тетради – и текст лился сам, потому что он был нужен только мне.