– Это что такое? – спросил аббат.
– Арагонские мавры, ваше преподобие, мы их везем в Валенсию, – отвечал почтительно сержант альгвазилов.
– Но в королевском повелении не сказано, чтобы их водили в цепях, как преступников.
– Да, ваше преподобие, но так удобнее. Легче усмотреть.
– А зачем вы их так оборвали?
– Мы осматривали, нет ли у них денег или золотых вещей. Но… стыдно сказать, ваше преподобие. У них нет ни маравидиса, тогда как мавры слыли все богатыми.
– Очень просто: им запрещено брать с собой имущество.
– Да, ваше преподобие, но они, еретики, так упрямы и злы, что все свои богатства зарыли в землю, и теперь ничего не найдешь. Никому оно не достанется.
«А! – подумал Аллиага. – На это, верно, Сандоваль и Лерма не рассчитывали».
И он приказал отворить дверцы кареты и вышел. Первый попавшийся ему на глаза мавр был молодой красивый мужчина с благородным лицом. Аллиага, вглядевшись в него, вспомнил, что видел этого мавра у Деласкара в Вальпараисо.
– Тебя, кажется, зовут Альгамаром? – спросил он ласково. – Ты из слуг Иесида?
Мавр вздрогнул.
– Не бойся, брат, – прибавил аббат, положив руку на его плечо, и шепнул ему: – Положись на меня.
При слове «брат» мавр посмотрел на аббата с удивлением, которое еще более увеличилось, когда альгвазилы, по приказанию Пикильо, развязали руки несчастного.
Аллиага подошел к другим. Мавры сидели и лежали в тени дерев.
– Вы шли издалека… устали! – сказал он.
– Мы сделали привал здесь, – отвечал сержант. – Надо одного молодца повесить.
– Это за что? – вскричал Пикильо.
– У него в поясе было зашито около сорока червонцев.
– И за это повесить?
– Да. Мы уж не с одним это сделали.
Аллиага вскрикнул от негодования, быстро подошел к приговоренному, взглянул на него и затрепетал от изумления.
– Гонгарельо, это вы? – вскричал он.
И Пикильо приказал развязать несчастного.
– Но по закону, ваше преподобие… кто утаит деньги или ценную вещь, тому определяется смертная казнь…
– Возвратите ему его сорок червонцев, – перебил аббат. – Дополнительное повеление дозволяет этим беднякам брать с собой необходимое для дороги.
– Но мне дано приказание его светлости, герцога-кардинала и Великого инквизитора.
– А у меня повеление от самого короля, – возразил Аллиага и показал сержанту дополнение, писанное собственной рукой Филиппа Третьего и с королевской печатью. – Этим повелением аббату, Луи Аллиаге, предоставлялась полная власть и распоряжение, в случае необходимости, во всех городах и местах, где он будет проезжать.
– А! Это другое дело! – сказал сержант, почтительно кланяясь. – Что прикажете, ваше преподобие?