– Развязать всех несчастных и пусть они идут свободно.
Потом, вынув из кареты мешок с золотом, он начал раздавать его маврам. Альгамару дал двойную долю.
– Но, ваше преподобие! – вскричал сержант. – По закону маврам запрещено уносить золото!
– Свое, – возразил аббат, – а это королевское. Принужденный для пользы церкви подписать повеление об изгнании, король желает по крайней мере смягчить зло, а потому и посылает меня. Как ваше имя, сержант?
– Карденио де ла Тромба.
– Духовник Его Величества короля Испанского поручает сеньору Карденио де ла Тромба этих несчастных. Ведите их небольшими переходами и без всяких притеснений. Я прежде вас приеду в Валенсию и увижу ваш отряд. Если кто лишится своего добра или потерпит притеснение, я взыщу с вас.
Сержант почтительно поклонился. Освобожденные от цепей мавры простирали к Аллиаге руки с благодарностью и благословляли его. Один Гонгарельо оставался еще в изумлении. Услышав голос Пикильо, он подумал, что старинный его знакомец пришел разделить с ними изгнание, но когда молодой монах заговорил тоном начальника и повелевал именем короля, то он заключил, что это его ангел-хранитель, и упал в ноги.
– Встань и садись в карету, – сказал Пикильо. – Я беру тебя к себе цирюльником. Сержант, я его доставлю в Валенсию.
– Но, ваше преподобие…
– Повинуйтесь доверенному короля! – с важностью возразил Аллиага.
Сержант низко поклонился и замолчал.
Цирюльник сел в карету с аббатом, который приветливо кивнул головой маврам в знак прощания и поезд двинулся. Гонгарельо насилу пришел в себя от всего виденного и слышанного.
– Где я? – спросил он наконец.
– Подле друга.
– Да, вы мой спаситель. Какой богатый экипаж!.. Неужели все это ваше?
– Нет, королевское.
Это слово еще более удивило бедного цирюльника.
В тот же день вечером они остановились в большой гостинице, где при одном имени аббата Луи Аллиаги, духовника короля, хозяин и все слуги засуетились с раболепием. Гонгарельо начинал также выказывать почтительность к такому важному лицу.
Когда пришло время садиться за стол, цирюльник едва осмелился присесть на кончике стула и боялся развернуть салфетку.
– Не церемонься, – сказал с улыбкой Пикильо, – я не хочу, чтобы мое могущество отнимало у тебя аппетит; ешь и пей, Гонгарельо.
– За ваше здоровье, сеньор.
И Гонгарельо храбро принялся за ужин.
В тот же вечер аббат написал королю обо всем случившемся в дороге и просил позволить оставить цирюльника Гонгарельо при себе в услужении. Между прочим, просил короля для пользы государства дозволить несчастным изгнанникам брать с собой свое имущество, из которого часть, какую определит, отдавать в казну. Письмо свое Пикильо заключил следующими словами: