Правда, когда наступал «крайний случай», она выучивала уроки и получала хорошие оценки. Единственное, за что никогда не приходилось беспокоиться, так это за пение, рисование и физкультуру. Здесь всегда были пятерки. И вот ее классный руководитель, стараясь как-то притянуть эту непокорную девчонку к учебе, пробовала для этих целей один способ за другим. Но ничего не помогало. И видимо, совсем выбившись из сил, на общем собрании родителей она в сердцах назвала ее дылдой. Но, на беду учительницы, на задней парте, за спинами родителей Ингиных одноклассниц «притаилась» бабушка. Она и просидела бы все собрание молча. Но, когда про единственную и самую любимую внучку сказали такое, «извини подвинься» — от бабушки в таких случаях жди взрыва. Она тут же дала о себе знать и пошла искать «дилектора» школы, чтобы сказать ему:
— Знаешь что, ты как хошь думай про меня, а для учителя все ребята должны быть одинаковыми. А то дылда! Она такой же ребенок, как и все, только выше ростом, чем они, а кто же виноват, что они такие сморчки уродились?! А Ина у нас без отца росла, и туберкулез у ней… Это она на вид такая бедовая, а дома-то с ней плохо бывает… Ты не погляди, что она высокая… поэтому учительницу-то свою предупреди…
В 1947 году в Москве было тяжело с продуктами. Мать откуда-то доставала один раз в неделю две пачки дрожжей, разводила их в воде и вместе с пережаренным луком делала вкуснейшую запеканку, которую мы целую неделю перед этим ждали. Инга так и заявляла всегда, что когда вырастет, то будет есть только мамину запеканку, но помногу. И вот в очередной раз мать не смогла раздобыть дрожжей. Сидели мы очень грустные, болели десны от недоедания, и мы начали потихоньку скулить, прося у матери поесть. Но «поесть» не было. Скулили, скулили и довели мать, бессердечные дети до истерики.
В тот же день Инга принесла штук шесть картошек. Матери что-то наврала насчет картошки, а мне призналась, где стащила. Оказывается, это в нашей же квартире. У кого-то из соседей. Картошка хранилась между створками входной двери в закрытом на замок ящике. Инга как-то ловко отбила одну планочку, и мы своими тоненькими ручками нет-нет да и потаскивали потихонечку эту картошку. На этот раз мы блаженствовали: сварили картофельный суп. А Инга, как и всегда, когда разливали по тарелкам что-нибудь жидкое, уточняла:
— Мама, мне погуще.
Тяжелые времена вскоре стали проходить. Мама начала на пароходе дальнего следования работать (по Волге). Каждый раз ходили ее встречать на Речной вокзал вместе с бабушкой: и на столе появлялось много-много всего. Были даже астраханские арбузы! А из ягод бабушка варила различные варенья.