– Ах, как мне хотелось вас видеть! – воскликнула Регина. – Есть дни, когда бывает так же тяжело справиться с радостью, как в другие дни – с печалью. Взгляните на меня, Жорж, и скажите мне, что вы находите меня красивой.
Под влиянием обаяния этой женщины Жорж забыл все невзгоды дня и опустился перед ней на колени.
– О да! – прошептал он. – Такой красивой, что иногда я страшусь, что не доживу до той счастливой минуты, когда эта рука будет навсегда принадлежать мне, я не дождусь, когда мы вырвемся из этого мира злых и изменников и, исполнив нашу задачу, попадем наконец в блаженную тьму неизвестности, которая не будет нарушаться никаким шумом извне.
Регина, которая положила ему обе свои руки на голову, отодвинулась слегка.
– Наконец-то, друг мой, – проговорила она, – наша мечта близка к осуществлению, так близка, что нам стоит сделать еще одно усилие, чтобы видеть ее осуществленной.
– Говорите, дорогая моя. Если бы вы знали, как я люблю звук вашего голоса! Какие у вас опять новые надежды?
– Скажите лучше, доказательства. В данную минуту в моих руках, в моих слабых руках женщины, вся будущность Франции. Мы приближаемся к цели. Впрочем, разве я могла сомневаться в успехе, имея таких союзников, как вы?
– Не говорите обо мне, я дитя и умею вам только повиноваться… и вас любить.
– Разве этого мало: такое повиновение, такое доверие, благодаря которым вы принадлежите мне всецело? Вы придаете такое значение тому, что я сделала, друг мой, но разве у меня хватило бы смелости пройти до конца путь, который я себе начертала, если бы у меня не было поддержки в вашем сердце, в вашей совести?
– Разве это сердце и эта совесть могли бы не принадлежать вам? Разве не вы их образовали? Разве не благодаря вашей правдивости я постиг весь ужас лжи и фальши, а правда сделалась принципом моей жизни? Разве не вы научили меня жертвовать всем, самыми дорогими интересами, во имя чести и уважения к себе?
– Я горжусь вами, мой Жорж, горжусь этой героической экзальтацией, которая помогла бы вам перенести самые тяжелые испытания ради нашего предприятия. Но разве ради нашего Бога, нашего короля, вы бы не пожертвовали даже и честью, – ведь затем можно умереть, – чтобы на одну минуту ускорить час успеха?
Лорис все еще на коленях, прижимая уста к пальцам Регины, в сладком упоении, не вполне расслышал сказанные слова. Сказать ли правду? В эту минуту Жорж думал меньше об их предприятии, чем об этом красивом лице, которым он восхищался, об этих глубоких глазах, озаренных внутренним блеском, которые сжигали ему сердце.