Вечером 10 ноября в мастерскую, где работал Фультон, прибежал Барлоу. Всегда спокойный и выдержанный, на этот раз он был сильно взволнован.
— Роберт! Замечательные известия! Как вы можете сидеть здесь над своими винтами, когда весь Париж на улицах? Знаете ли вы, что со вчерашнего дня во Франции новая Директория! А сегодня… Сегодня генерал Бонапарт разогнал Совет Пятисот… Идем и послушаем, что говорят…
Фультон отложил в сторону напильник, который держал в руке.
— Дорогой друг, — обратился он с усталой улыбкой к Барлоу, — я понимаю, что для вас, как дипломата, такое событие может быть интересным. Но выиграет ли от этого мой «Наутилус»? Вместо одних чиновников будут другие… Впрочем, если вы настаиваете на моем обществе, — я к вашим услугам…
Улицы Парижа, действительно, были необычайно оживлены. В шутках и восклицаниях кое-где слышались тревожные нотки. Парижане любят и умеют шутить. Уже распевали комические куплеты про толстого Барраса, которого с’ел тощий генерал Бонапарт. Имя последнего повторялось чаше всего. Слухи клубились и ширились, как дым разгоревшегося костра.
— Я своими ушами слышал его замечательные слова, — ораторствовал, картавя и жестикулируя длинными руками, какой-то гражданин в сюртуке мышиного цвета, — он был страшен, когда крикнул этим болтунам в шляпах с петушиными перьями: «Что вы сделали с Францией, которую я покинул такой цветущей! Я оставил мир, а нашел войну… Я вам оставил победы, а нашел поражения… Я вам оставил миллионы, а нашел везде грабительские законы и бедность…»
Оратора окружала толпа и восторженно ему аплодировала. Тот раскланивался, как будто исторические слова принадлежали ему, а не Бонапарту.
Имя молодого генерала зажигало толпу, как огонь. Наконец-то, пришел день давно ожидаемой перемены! Лишь бы не революция…
Бездарная, дискредитировавшая себя Директория, во главе с продажным Баррасом, потеряла всякий авторитет. Баррас, как говорили, дошел до того, что за двенадцать миллионов франков предложил Бурбонам содействие их возвращению на французский престол.
Победы генерала Бонапарта в Италии и Египте доставили ему огромную популярность в зажиточных классах, быстро угадавших в молодом военачальнике своего будущего вождя. Окрепшая буржуазия мечтала о твердой государственной власти. Никто из деятелей того времени не умел так быстро находить необходимое решение и приводить его в исполнение. Политиканствующие адвокаты уже надоели стране. Почти все готовы были повторить слова Бонапарта, сказанные им в Совете Пятисот генералу Лефевру:
— Гоните прочь этих болтунов!