– Нас кормили в центре отдыха, – стал объяснять он, сняв шапку. На его лице было написано раскаяние. – Я не хотел лишать вас вашего пайка.
Рассудительность этого мальчика в разоренном мире, когда у него не было ничего, а у них, по сравнению с ним, было так много, поразила Грейс в самое сердце.
– Тебе не стоило беспокоиться о нас, – сказала она.
– У нас было гораздо больше, чем мы могли съесть, – заверила миссис Уэзерфорд, поставила перед ним коробку и подняла крышку.
Она сложила рождественские десерты в большую стеклянную миску, рядом с завернутыми подарками для Джимми и его сестры.
Он удивленно поднял глаза.
– Этого слишком много.
Миссис Уэзерфорд отмахнулась от него.
– Я приготовила это для вас обоих, но вы не появились, чтобы все это съесть.
– Открой пакет побольше, – настояла Грейс, зная, что миссис Уэзерфорд будет приятно увидеть, как он разворачивает подарок.
Джимми поколебался лишь мгновение, прежде чем вытащить сверток из коробки. Он не разорвал упаковку, как это часто делают дети. Вместо этого он развязал бечевку, аккуратно смотал ее и положил в коробку. И только потом осторожно развернул бумагу, стараясь не разорвать ее.
Это было бережное отношение того, у кого ничего не было, того, кто знал, что эти материалы могут понадобиться позже. Подарком был не только предмет внутри, но и упаковка.
Он долго смотрел на одежду. Три рубашки с воротником, три пары брюк, два свитера и толстое пальто.
Внезапно он резко шмыгнул носом и вытер его рукавом грязной куртки.
– Это слишком много, – прохрипел Джимми. Он посмотрел на них со слезами на глазах, плотно сжав губы.
Миссис Уэзерфорд покачала головой.
– Нет, этого недостаточно.
В тот же день миссис Уэзерфорд сбросила с себя оковы своего горя и вернулась в Женскую добровольную службу, чтобы снова оказывать помощь. На этот раз она сосредоточила свое внимание на заботе о сиротах, оставшихся без родителей во время Блица. Она взялась за дело с большим энтузиазмом, что стало самым настоящим рождественским чудом, которого Грейс никогда раньше не видела.
Два вечера спустя Грейс готовилась к очередной ночной смене с мистером Стоксом, когда в мирной тишине завыла сирена воздушной тревоги. Этот звук почти испугал её. Ночи после Сочельника в Лондоне были тихими, как негласное перемирие. Густые облака над головой указывали на то, что ночь не была идеальной для бомбардировок, особенно так рано вечером.
Хотя часы показывали только начало седьмого, Грейс отвела миссис Уэзерфорд на станцию Фаррингдон, чтобы она присоединилась к очереди людей, спускавшихся вниз, а сама бросилась к посту гражданской обороны. В конце концов, не было смысла находиться в бомбоубежище меньше часа, особенно когда какой-нибудь беспринципный предприниматель мог претендовать на ее место на полу станции метро и позже попытаться продать это место запоздалой душе за два шиллинга.