На кухне мама сложила пополам бумажную салфетку и поставила на нее тарелку с теплым хлебным пудингом, покрытым шоколадным соусом, с шариком ванильного мороженого. Она смотрела, как мороженое таяло и расплывалось на тарелке. Вивиан услышала за спиной тихие шаги – это Кардиген спускалась по лестнице из моей комнаты в кухню.
– Она не проголодалась? – робко спросила Вивиан.
Кардиген покачала головой. После нападения именно Кардиген изменилась больше всех. Она отрастила волосы, которые слегка вились, и вместо стильного «боба» теперь носила их до плеч, а иногда собирала в беспорядочный хвост (чтобы не лезли в глаза). Пользоваться косметикой она перестала. Впервые увидев Кардиген ненакрашенной, Вивиан не признала ее. С макияжем Кардиген казалась яркой, даже недоступной; без него (несмотря на то что она все еще была хорошенькой) ее красота не так бросалась в глаза. Русые, как и волосы, ресницы были едва различимы вокруг голубых глаз, бледно-розовые губы, не подчеркнутые обычной густо-красной помадой, казались намного тоньше. Даже одевалась она по-другому, часто являясь в дом в старых рабочих ботинках брата и свободных джинсах. Она ходила в класс для отличников и втайне собиралась сдать на права и с октября устроиться на старую работу Роуи – развозить хлеб.
– Мой брат что-нибудь писал? – спросила Кардиген у Вивиан. С тех пор как Роуи уехал учиться, прошел месяц, и он каждый божий день присылал по письму. Мама сделала вывод, что мне он пишет чаще, чем родным. Пару раз он пытался позвонить по телефону, но за последние несколько месяцев я не произнесла и пяти слов. Тогда Роуи решил ограничиться почтой. Поначалу Вивиан не знала, что делать с письмами, и просто складывала их стопочкой на моей прикроватной тумбочке.
Вивиан указала на коричневый конверт на кухонном столе. Кардиген схватила его и поднесла к носу.
– Я обещала его отмутузить, если он пришлет надушенное любовное письмо.
Вивиан рассмеялась. Как хорошо, что свойственное Кардиген чувство юмора никуда не делось.
– Что задали на эту неделю? – поинтересовалась Вивиан, кивком указывая на книгу в руках у Кардиген.
– «Алую букву»[66]. Почитаю Аве вслух, чтобы она не отставала. – Кардиген направилась к лестнице. – Хорошая мысль, вам не кажется? – тихо добавила она.
Вивиан кивнула. Тем летом она говорила о моей учебе со своим бывшим учителем Игнатием Лаксом, который теперь был директором школы. Крупный и широкогрудый, с копной рыжих спутанных волос, Игнатий соответствовал своему имени. Из-за внушительных размеров ученики его боялись. Некоторые боялись его больше собственных родителей. Но в действительности Игнатий Лакс был настолько добросердечным, что жена порой стыдилась этого, а великан в прямом смысле разрыдался, когда услышал, что со мной произошло. Поэтому, когда Вивиан зашла к нему, чтобы записаться на прием, директор тут же проводил ее в кабинет, предложил кофе и велел секретарше отменить все оставшиеся до конца дня встречи. Игнатий всегда хорошо относился к Вивиан: много лет назад, когда она была бойкой ученицей в его классе, он думал: «Вот она-то точно сможет добиться всего».