Когда на витринные полки постелили бумажные салфетки, а хлеб и выпечку выставили на продажу, Эмильен наказала Пенелопе стоять за кассой, а сама вернулась в заднюю часть, где Вильгельмина занималась приготовлением le dessert de jour[42]. Вильгельмина достала сито для муки, чашу для смешивания и форму для выпечки. Она быстро сделала тесто для шоколадного торта, вылила его в форму и поставила в печь, где оно будет готовиться ровно до того момента, когда погруженный в тесто нож с первого раза выйдет чистым и сухим.
Ключ к хорошему шоколадному торту не имеет ничего общего с самим тортом. Нет, весь секрет в глазури, а Эмильен была мастерицей приготовить карамельную глазировку. Дело было в сливках – именно от них зависело, какой окажется глазурь: густой или жидкой. Если сливок ровно столько, сколько нужно, глазировка получалась такой соблазнительной, такой божественно насыщенной и сладкой, что лизнувший ее заливался счастливым смехом.
В тот последний дождливый день, пока Эмильен пекла шоколадные коржи и готовила карамельную глазурь, одной рукой наливая сливки, а другой – взбивая их, над дверью раздался перезвон колокольчиков. Это Мэриголд Пай нанесла булочной один из своих обычных покаянных визитов.
Истинная лютеранка, Мэриголд Пай всегда первой проявляла должное гостеприимство по отношению к новым соседям. Когда семейство Лавендеров переехало в Вершинный переулок – до того, как произносимое шепотом слово «ведьма» стало преследовать бабушку, куда бы она ни направлялась, – именно практичная Мэриголд Пай помогла молодой жене пекаря избавиться от огненных муравьев, которые завелись в кухонном шкафу, и убрать из карнизов крыльца осиное гнездо. В церкви Мэриголд зачитывала отрывки писания из Библии в красном кожаном переплете и испокон веков была ответственной за уроки для конфирмантов. Толковая, любезная, но едва ли обладающая харизмой, она выступала против межрелигиозных браков, пятен кофе на белых перчатках и аппетита – к еде или в любой другой форме. Остальные прихожане, бывало, шутили, что, когда Мэриголд спит, ее поза немного напоминает распятие. И были правы.
В ночь накануне свадьбы молодая Мэриголд в надежде вызвать Инес дель Кампо, католическую святую, покровительницу обрученных, телесной чистоты и жертв изнасилования, старательно расшила брачные простыни едва различимыми голубками и ягнятами. Только на этой простыне она вступала с мужем в интимные отношения, допуская его лишь до тех частей тела, которые необходимы для этого акта. Детей у них никогда не было.
После смерти мужа Мэриголд жила на сухой овсянке и нежирном молоке, которое пила из высоких стаканов. Она никогда не облизывала ложку, если готовила печенье, и не пробовала пальцем глазурь на детском именинном торте. Весила всего тридцать четыре килограмма. Одежду покупала в детском отделе универмага «Бон Марше» в центре города, и в ветреные дни ей приходилось отягощать обувь камешками.