– Черт возьми, подруга, что это было?
Но помимо нас здесь стояло черноволосое видение в изношенном белом платье. Она приложила к губам призрачный палец, улыбнулась мне потусторонней улыбкой и растворилась в ночи.
– Сама не знаю, – прислонившись горящей щекой к траве, выдохнула я.
К июню на ежевечерних сборищах у водохранилища меня уже узнавали. И хотя я всегда была в накидке, мой первый выход и демонстрация крыльев свое дело сделали. А тут еще и появление в церкви в лихорадочном состоянии. На меня глазели и даже показывали пальцем: «Смотри! Вон она!»
Я хмурилась, безуспешно стараясь не обращать внимания на эти перешептывания.
– З-забудь о них, – сказал Роуи. – Не важно, что они д-думают.
– Для тебя-то не важно, – пробормотала в ответ я.
Мгновение он удерживал мой взгляд. Я залилась густым розовым румянцем, вспомнив, какой мягкой казалась его шерстяная куртка на моей щеке в тот первый вечер на водохранилище. На долю секунды я сравнила то ощущение с чувствами, которые у меня вызывали мысли о Натаниэле Сорроузе. Я подумала о жизни, которую создала для нас: коктейли, собака Нудл. Но то – иллюзия, мнимая мечта, а Роуи был рядом. Я могла дотронуться до него, а он – до меня. Стоило мне только подумать о том, как бы я хотела почувствовать тепло его ладони, наши сплетенные пальцы, – и мурашки бежали по спине. В этом была разница между слепой страстью и?..
– В каком смысле? – спросил Роуи.
– На тебя никто не смотрит, словно ты…
– Чудовище? – предположил Роуи.
– Да.
– Посмотри на мою сестру. – Роуи показал на смеющуюся Кардиген, она стояла с группой людей. – Стоит ей р-рот открыть, все т-тут же в нее влюбляются. Когда я открываю р-рот, меня сразу ж-жалеют.
Я вздрогнула.
– Прости.
Роуи пожал плечами.
– Если бы я все время переживал о том, что обо мне д-думают другие, я считал бы себя н-несчастным, но это не так. – Он улыбнулся. – По-моему, я классный.
Я рассмеялась.
– Не позволяй никому вешать на тебя ярлыки, – быстро заключил Роуи. – Ты можешь быть кем хочешь.
Лишь с несколькими людьми у меня появлялось чувство, что они видят во мне меня, а не какое-то крылатое отклонение от нормы. С мамой, например. С Генри – правда, не стоит хвастаться, что тебя считает «нормальной» кто-то вроде Генри. И теперь – с Роуи.
– Спасибо, – тихо сказала я.
Мы медленно шли по краю водохранилища. Я балансировала на парапете, иногда окуная ступню в воду по пути. Чувствовала на себе взгляд Роуи. Повернувшись к нему, я состроила рожицу.
– Что? – спросила я.
– Ты. Просто ты, – пожал плечами Роуи.
В тот вечер, проходя мимо дома вдовы Пай, я забыла представить, что за кустами рододендрона меня ждет Натаниэль. Я пробовала произнести его имя вслух и удивилась тому, каким чужим оно казалось на языке. То, что я считала любовью к племяннику Мэриголд Пай, стекло с меня, как вода с тающего льда. Натаниэля Сорроуза интересовали только мои крылья, как и всех остальных. «С Роуи не так», – вдумчиво отметила я.