– Ну, тем более: плакать не с чего. В случае луковицы ты начинаешь лить слезы, когда свежий сок вытекает из…
– Да заткнитесь уже, а! – закатил глаза Бакоа, нервно вытирая кинжал о сорванный лист папоротника. Мокки нужна чистота, идеальная чистота, и немедленно. До ужаса щепетильный убийца. – Ладно раньше у меня Джеремия треплом под боком была, но когда вас двое никак не умолкнет – это похоже на персональную преисподнюю.
– А ты чего такой злой? – фыркнул Тилвас. – Ты хотел драку – ты получил драку, вор. Что не так-то?
– Мало, – односложно ответил Мокки и, подняв с земли ловко срезанный у кого-то кошель, стал педантично и сухо пересчитывать в нем монеты.
– А еще, – он мрачно крутанул один золотой на ладони, – у нас теперь нет транспорта. И я буду лжецом номер один в этом мире, если не скажу, что меня просто задолбало шляться пешком.
Дилижанса и впрямь у нас теперь не было. Лошади, перепуганные происходящим, умчались вместе с каретой. Судьба кучера осталась неизвестной: либо он был мертв, либо ранен, но той ночью на дороге тело мы так и не встретили.
Мокки продолжал брезгливо вытирать испачканное оружие, лицо и руки. Чуть ли не вылизывался, как кот. Тилвас светился еще какое-то время, прежде чем регенерация перешла в более скромную, незаметную фазу.
– До какой степени тебя можно разрезать, пока ты не умрешь? – спросила я, когда издали мы с Мокки перестали быть похожи на двух придурков, поджегших своего товарища.
Артефактор содрогнулся.
– Давай не будем экспериментировать?
– Ну а всё же?
– Я не ящерица: хвост или другую конечность не отращу. И, наверное, будь этих болтов в два раза больше, сил пэйярту тоже бы не хватило. А если ударить меня прямо в сердце хирургически верным ударом и провернуть – то это точно конец.
– Но все-таки сорвать с тебя амулет – куда проще, чем убивать другим способом, да?
– Да, – кивнул Тилвас. – Поэтому подослать тебя ко мне было действительно мудрым решением со стороны нашего врага… И очень неожиданным. В этом смысле я расслабился за предыдущие годы.
Я вздохнула и покачала головой, вспоминая, как старуха цавраску пырнула Тилваса ножом в склепе. Теперь ясно: мне тогда не показалось.
– Мелкие раны затягиваются за четверть часа, – объяснил аристократ. – Большие – дольше. И… Нет! Не надо трогать! – отшатнулся он, когда я по-свойски потянулась к его горлу, чтобы изучить дыру от болта. – Боль настоящая, не усугубляй, будь добра.
– Тебе сейчас больно? – я искренне удивилась.
– О да, – ядовито ответствовал он, рукой проводя вдоль разорванной одежды и ассортимента дырок. – По-твоему, я проветриваюсь? Легкий бриз и свежий ветерок? К сожалению, нет.