Тусклая, неважная комната. Мокки – единственный источник света. Маяк.
– Почему сейчас? – с трудом выдохнула я, шаря по его лицу ищущим взглядом. – Что было в зелье?
Мокки резко мотнул головой.
– Неважно.
– Важно.
– Ты хочешь спорить со мной, Джеремия Барк? – брови вора взметнулись вверх.
– Я хочу знать.
– Так знай: я люблю тебя, ясно?
Я подумала, что ослышалась. Мокки криво усмехнулся, задрав острый подбородок. У меня подогнулись колени.
– Но не так, как хочу, – жестким, хриплым шепотом закончил Бакоа, до боли вцепившись мне в плечо. – И Дикая охота снова напомнила мне об этом. Зелье было не только для тебя, Джерри. Для меня. В первую очередь – для меня.
– Я не понимаю… – начала было я, но потом просто выругалась и вновь закрыла глаза.
Принятие – такое простое. Когда пазл все-таки складывается в единую картинку. Когда ты уже подозревал, но всеми силами избегал этой неудобной для себя правды и вот наконец-то соглашаешься признать ее.
Соглашаюсь я. Соглашается Мокки.
Мы снова посмотрели друг на друга. Оценивающе. Откровенно. Эликсир – странный эффект – добавлял не только безумие, но и спокойствие, предшествующее шторму. Грудь Бакоа тяжело вздымалась. Задравшаяся майка обнажала худой подтянутый пресс. Жилистые руки, казалось, могут перемолоть мои кости в муку. Меня колотило, я чувствовала, как внутри проходят то горячие, то ледяные волны – смесь ужаса и предвкушения. Напряжение в комнате ощущалось физически, и единственная маг-сфера на письменном столе не выдержала и лопнула.
Грянул дождь: забарабанил по распахнутым окнам, по деревянному подоконнику, по крыше.
Три…
Два…
Один…
Когда небо расчертила тугая тетива молнии, мы с Мокки вновь набросились друг на друга.
Я укусила его за губу, он в ответ укусил меня сильнее, почти до крови, тотчас облизнул и потом, как будто утешая, прошелся дорожкой быстрых обжигающих поцелуев ниже. Я тихо застонала, когда Мокки потянулся к моему полотенцу и одним движением заставил его упасть. Контраст холодных пальцев и жара, затапливающего номер, сводил меня с ума.
В кромешной темноте мы опустились на пол. Вместе с майкой я сорвала прахову бритву с шеи вора и отбросила как можно дальше. Мокки порезался об осколки флакона.
Его сухопарое, подтянутое тело было прекрасно. Еле ощутимые родинки, тонкие полосочки старых шрамов, острые ребра, двигающиеся под рукой сообразно нетерпеливым вдохам. Мокки с силой прогладил мою талию к бедрам, ущипнул и повернул к себе спиной, шепча на ухо нежности пополам с непристойностями, заставляя меня млеть и изгибаться в его руках.