Мне казалось, мое сердце вот-вот лопнет.
От минуты к минуте мир становился все иллюзорнее. Эффект возбуждающего зелья ходил по комнате густым туманом. Я хотела запомнить каждый момент, каждый кусочек кожи Бакоа, его касания, слова, тяжелые взгляды – это не повторится, это ведь точно не повторится, мы взломали систему, – но все стиралось в тяжелом пьянящем дурмане.
Стирались любые сомнения. Стеснения. Мысли. Страхи.
– Ты меня возненавидишь завтра, – прохрипела я в какой-то момент. – Ты себя сейчас предаешь, Бакоа.
– Заткнись и иди сюда.
И снова гром и молния. Дождь уже обосновался в комнате, превратил ее в филиал океана, шипел, попадая на голую кожу, дотягиваясь, присоединяясь, я тоже хочу.
– Джеремия… – бормотал Мокки, намотав мои волосы на кулак, оттягивая голову назад, отчаянно целуя.
– Мокки, – стонала я ему в губы.
Комната тонула и искажалась, времени больше не существовало. Зрение полностью уступило осязанию. Тонкие пальцы. Острые плечи.
Я все-таки взъерошу твои волосы, вор.
Я все-таки сделаю это с тобой, Джерри.
Колени. Локти. Подбородок. Губы.
Странное ощущение: потерять себя. Странное и сладкое: в дурмане, в ком-то другом, в опыте, о котором вы оба знаете, – это настолько противоестественно, что, возможно, сожжет, растерзает обоих изнутри, – но все же это невозможно упустить, потому что некоторые истории, пусть и неугодные истине, так хочется написать…
Гром и молния, молния и гром.
Вдруг темноту полоснул нестерпимо-янтарный луч света – открылась дверь. Она что, не была заперта?
– Джеремия, у тебя тут тележка с ужином под дверью стынет… – начал голос Тилваса Талвани и оборвался так резко, будто острым ножом отсекли.
Комната ходила ходуном. Все поглощал прельстительный лиловый туман, танцевала шальная улыбка Бакоа, а в дверном проеме виднелись такие огромные глаза Талвани, что были похожи на два колодца. Сердце билось у меня в голове, в ушах, везде.
Кажется, Тилвас что-то еще сказал. Мокки рассмеялся.
Потом вор поднялся, сделал несколько быстрых шагов к двери и обеими руками схватил артефактора за ворот рубашки и подтянул его к нам.
* * *
Ливень грохотал, давя на барабанные перепонки. Вода заливала паркет у окна. Ночь продолжалась.
Я лежала на спине, глядя на то, как по дощатому потолку бродят резкие тени – ветви деревьев под призрачным светом вновь включенного уличного фонаря. У меня на ребрах лежала рука Бакоа.
– У тебя пальцы совсем не шевелятся. Слишком напряжены. Ты не спишь, – почти беззвучно вывела я.
– Ты чересчур умная, – так же шепотом огрызнулся вор.
Пауза.
– Почему ты никогда не говорил мне о себе? И вообще никому?