Об одном лишь Бакоа всегда молчал – о том, почему он покинул Рамблу тем летом.
И я подумала, что, возможно, сейчас – в нашей хриплой темноте, которой не видно ни конца, ни смысла, – у меня есть шанс наконец-то узнать об этом.
– Однако в Зайверино ты все-таки не нырнул обратно, – сказала я. – Несмотря на все обстоятельства, ты решил остаться в Шэрхенмисте. Почему, Мокки?
Вор тяжело вздохнул. Потом переместил мою уставшую голову себе на грудь, и, приобняв, проговорил:
– В Рамбле за мою голову назначена такая цена, что даже распоследняя селедка с удовольствием ее отпилит. Найдет где-нибудь лобзик и давай потихонечку-полегонечку, до победного конца. Я мог бы жить и скрываться под чужими именами, но… Джерри, давай по правде: в Рамбле до ужаса скучно. У вас всё гораздо интереснее и быстрее. Но если однажды мне надоест – я вернусь. И с удовольствием побегаю от этих идиотов.
– Да, я знаю про цену, и я помню, как ты всегда ругаешь Рамблу за ее медлительность. Но скажи честно, Бакоа, мне просто хочется все-таки узнать…. Что именно ты натворил?
Этот вопрос я задавала уже тысячу раз. И Мокки – ну надо же – всегда пропускал его где-то мимо ушей, между пальцев, мимо мыслей – вышвыривал прямо в окно, под ноги полночным гулякам Квартала Гильдий. Однако…
– Я связался не с тем человеком.
Ну надо же!.. Он ответил!.. Наверное, на небесах что-то сдвинулось.
– Я думала, для всего окружающего мира ты сам и есть «не тот человек». Или на всякую рыбу найдется рыба побольше?
– Я не имею в виду с преступником, – проворчал Мокки. – Наоборот. Тот человек был приличным. Слишком приличным, чтоб его.
Бульк-бульк – звук долгого глотка из бутылки.
Я забрала у него вино. Бульк.
– И что именно ты сделал с тем приличным человеком, раз теперь считаешься таким большим преступником в Рамбле? – Подойдя к запретной теме бакоаского прошлого, я не собиралась отставать.
Мокки вздохнул, а потом – я знала его привычки – подпер острую скулу рукой и сузил глаза.
– Твои идеи, – лениво протянул он.
– Очевидная: обокрал.
– Нет.
– Убил.
– Ты же у нас вроде начитанная. Давай варианты поинтереснее.
– Обесчестил.
Мокки усмехнулся, ткнувшись подбородком мне в макушку.
Я уже открыла рот, чтобы выдать еще что-нибудь не менее драматургическое, но Бакоа вдруг процедил:
– Вот и они так это назвали, прикинь.
Я поперхнулась.
– Да ладно. Я не верю. Быть не может.
Судя по недовольному шевелению, Бакоа начал раздражаться.
– Не мои проблемы, – почти прошипел Мокки, – что определенные слои населения исповедуют определенно устаревшие нормы. Моя совесть чиста, на хрен. Все было по взаимному согласию – и даже не вздумай сомневаться в этом, Джерри: я легко режу всяких ублюдков, но я никогда не причиню вред безоружному – тем более вред такого толка.