— Ответь ты, если знаешь.
— Знать я не знаю. — Аргези призадумался, как бы перестраивался снова на серьезный лад. — Знать я не знаю, — повторил, — но одно могу сказать — конец этому положим не мы с тобой, милый и добрый мой Гала…
Галактион ушел, и Аргези как бы от его имени, от имени честного, ищущего и мучающегося человека, вознес к небесам слова молитвы:
«Обращаюсь к тебе, о господи, хотя я не знаю, к кому обращаюсь с этой молитвой и зачем. Моя душа переполнена болью, подобно кораблю, возвращающемуся с богатым грузом жемчужин, которому грозят гибелью волны бушующего моря. Я должен поделиться своей болью, и не находится никто, кто бы понял меня и проникнулся моей болью.
Молитва моя — это признание того, что я ничего не знаю, а хочу знать. В голове моей собирается на совет весь мир.
Я искал бога в воздухе, воздух мне не ответил, я искал его в земле и тоже не нашел. Обратился тогда к горным вершинам, и они промолчали. Спросил у источников и горных ручейков, они отвернулись от меня, не ведая, что ответить. Я обошел все страны и спрашивал у всех животных, у всех птиц, у всех листьев, но и они его не видели, хотя и догадывались, что он здесь, где-то рядом, и прячется от нас как вор».
Своеобразный возврат к метаниям юности характерен для настроения Аргези этого времени. А тут еще и его давние недруги начинают новый поход, граничащий с прямым доносом. Один из этих недругов Думитру Каракостя. Его атаки начались еще в 1937 году в пространной статье «Подходы к творчеству Аргези». Тогда он безуспешно опровергал тех, кто видел в Аргези первого румынского поэта. Из-за болезни Аргези не смог ответить Каракосте. Ответил он ему лишь в начале 41-го года, когда Каракостя стал министром просвещения и культуры Румынии. В своем ответе Аргези назвал автора «Подходов» «господином Некто». И вот «господин Некто», ставший в начале войны генеральным директором всех издательств режима Антонеску и единственного в стране литературного журнала, открывает свои карты. В статье 1937 года Каракостя касался лишь чисто литературных мотивов, по которым он не приемлет поэзию Аргези. Он, например, обрушивался на стихотворение «Завещание», делая вид, что не понимает, о чем там речь. Во второй статье, озаглавленной музыкальным термином «Контрапункт», критик пытается объяснить, почему поэзия и все творчество Аргези не отвечают духу времени. Он высокомерно указывает писателям, в чем состоит их ответственность, каково их предназначение. «Когда творишь, — спрашивает он, — чувствуешь ли ты, что стоишь перед лицом ромынизма и человечества?»