Все захохотали.
Полковник молча поднялся и направился к выходу.
— Молодец! — радостно воскликнул Зауэр. — Отлично сбил спесь с реакционера. Он бесится, что правительство объявило политическую амнистию, и такие, как ты, вернулись на родину!
Гашек кивнул и сказал негромко:
— Расплатись с хозяином и пойдем. Я познакомлю тебя с Шуринкой. Она ждет нас в «Унионке».
Видя, что Гашек и Зауэр уже в дверях, трактирщик облегченно вздохнул и пропел им вслед слова белогвардейской песенки:
Лезут к нам большевики,
Но их руки коротки!
Друзья не стали связываться с трактирщиком и отправились в кафе «Унионка». Там их встретили с распростертыми объятиями.
— Пан Патера, вы не забыли старого матроса? — спросил Гашек у кельнера.
— Кого я вижу! — воскликнул кельнер. — Пан Гашек! Я-то думал, что вас все-таки кто-нибудь прихлопнул. Наши газеты без конца хоронили вас. Сначала вас застрелили где-то на фронте за измену австрийскому императору. Об этом писала «Народни политика». Вы воскресли и сдались в плен русским. Потом легионеры повесили вас на телеграфном столбе. Веревка оборвалась, и вы убежали к большевикам. Но потом стали рассказывать, будто вы подрались с пьяными матросами, — они пырнули вас ножом и бросили в море. Появились новые некрологи. Я уже больше никому не верил и думал: если Гашеку так везло, повезет и на этот раз. Пуля не убила, веревка не задушила, земля разверзлась, не потопит и море!
— Вы правы, пан Патера! Я напряг все силы, чтобы выбраться на гребень волны. Она подняла меня и мягко опустила на песок… Разве я мог погибнуть, не рассчитавшись с вами! Это было бы нечестно.
Гашек представил Шуре Зауэра и отрекомендовал ее как княжну Александру Львову, племянницу бывшего государственного деятеля России. Зауэр даже не удивился и не сразу заподозрил своего друга во лжи: русские эмигранты не были диковинкой в Праге.
Они прошли в маленький кабинет и дали заказ кельнеру. В этот тихий уголок с шумом ворвались репортеры пражских газет, окружили Гашека и стали расспрашивать его о России, о службе в Красной Армии.
— Пан Гашек, как идут дела у большевиков? — спросил один из них.
— Думаю — отлично! — ответил Гашек и попросил репортера записать это в свой блокнот.
Репортеры ждали еще чего-то. Но Гашек поднял бокал и весело произнес:
— За ваше здоровье, господа! Пишите правду!
Поняв, что Гашек больше ничего не скажет, журналисты с сожалением покинули кабинет.
Гашек и Зауэр беседовали, время от времени наполняя свои бокалы. Шура тоже пригубила вино. Когда ей показалось, что Гашек собирается выпить лишнее, она решительно придержала его руку с бутылкой: