Выйдя на улицу, все попали под мокрый, липкий снег, который в Праге был таким же белым, белым, как в Бурятии.
У выхода Гашек встретил Франту Зауэра и Ладислава Гайека. Они тоже были в кабаре и слушали Гашека. Гайек поздоровался с Гашеком и быстро ускользнул, а Зауэр сразу же заговорил:
— Ярда, после сражения в Народном доме и всеобщей забастовки рабочих твое выступление перед махровыми реакционерами как-то не вяжется…
— Левые социал-демократы оставили меня без работы, без куска хлеба. Их газета платит мне гроши, на которые нельзя прожить, а эти махровые реакционеры прилично платят за чепуху! В этом, дорогой Франта, и заключается мудрость жизни и ложность моего положения.
Зауэр с укором посмотрел на Гашека.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — снова заговорил Гашек. — Кое-кто может истолковать мое выступление как политическую «бесхарактерность», как отход от революционной борьбы. Это неверно. Я понимаю революцию иначе, чем ты. Мне кажется, что анархист Зауэр и руководители левой социал-демократии вроде Гандлиржа сильно отстали. Ты считаешь себя революционером. Пражские буржуи даже боятся тебя. Еще бы, ты — главарь «Черной руки»! Ты стал маленьким городским Яношиком. У богатых берешь, бедным даешь, нападаешь на домовладельцев-спекулянтов и вселяешь бездомных рабочих в доходные дома. Это гуманно, но несерьезно. Лет пять-шесть тому назад я делал бы то же самое. Теперь не стану. Это старо! Революционная борьба в наши дни — это не бунт Степана Разина, не подвиги Яношика, а сознательная вооруженная борьба рабочих, возглавляемая такими людьми, как Ленин, как большевики… По-твоему, я должен был говорить что-либо подобное в кабаре этим контрреволюционерам? Масариковцы только и ждут этого, чтобы разделаться со мной.
Зауэр больше не возражал. Вслух он заметил:
— Тебе, наверное, виднее. Мы, чехи, сейчас опьянены национальной свободой, а когда протрезвимся, то поймем, что еще больше нам нужна социальная свобода.
Власти, действительно, не дремали. Оказавшись бессильными устроить писателю политическую расправу, они решили уличить его в безнравственности. Земский уголовный суд на основании § 206 Гражданского кодекса республики предъявил Гашеку обвинение в бигамии, которая каралась шестимесячным тюремным заключением. Гашек явился в суд и дал объяснения:
— Я был женат на Ярмиле Майеровой, но она ушла от меня в 1912 году и с тех пор мы живем раздельно. Развода она не хотела. Если суду нужно официальное оформление развода, то я не возражаю.
У суда не было никаких доказательств и того, что Александра Гавриловна Львова являлась женой писателя. В связи с этим разбирательством Гашек обратился к Ярмиле. Она подтвердила, что сама ушла от мужа и была против развода. За несвоевременное оформление развода Гашека оштрафовали на десять крон.