), объем промышленности у нас все еще составлял только 68 % от уровня 1913 года. Во время войны с Гитлером Рига не была разрушена, в отличие, например, от Таллинна, Киева, Москвы, Ленинграда, Минска. У нас сохранилась промышленная инфраструктура, поэтому когда Советский Союз по репарациям получил промышленное оборудование из Германии, то обнаружилось, что подходящее место для его размещения и установки есть именно в Риге. Но населения, которое могло бы работать на этих заводах, у нас явно не хватало, так что рабочих стали ввозить из остального Союза.
Промышленность Латвийской ССР была в конце технологической цепи производства: у нас осуществлялись обработка и сборка продукции, так как у Латвии не было достаточно энергетических и сырьевых ресурсов для первых стадий. В Латвии вплоть до 1990 года существовали 89 больших всесоюзных и межреспубликанских предприятий и только 12 местных. Поэтому, когда рухнул Союз и порвались все кооперационные связи как с поставщиками сырья, так и с покупателями продукции из СССР, промышленность Латвийской ССР практически перестала существовать. Вот почему конфронтация между сторонниками и противниками государственной независимости Латвии внутри страны была намного серьезней, чем в Литве и Эстонии, – у нас даже Компартия была разделена на две части. И первое время в стране существовало как бы двоевластие. Часть Компартии Латвийской ССР под руководством [Альфреда] Рубикса (в 1990–1991 годах – член Политбюро ЦК КПСС и первый секретарь ЦК КПЛ. – Прим. ред.), отдельные местные советы в Даугавпилсе, часть прокуратуры, КГБ Латвийской ССР, ОМОН, который представлял значительную силу, и, конечно, руководство Прибалтийского военного округа полностью отказались признать выбранный в мае 1990 года Верховный совет Латвии, который принял 4 мая Декларацию о независимости. С другой стороны было правительство под моим руководством.
– Противостояние имело место в 1990-м?
– Конфронтация в разных формах проявлялась вплоть до провала путча ГКЧП. Пиком был январь 1991 года, когда в защиту Верховного совета и правительства народ воздвиг баррикады и когда в результате вооруженного нападения ОМОН на МВД Латвии были убиты наши люди – полицейские и журналисты. Фактически Латвия стала полностью независимой после ухода Советской армии (завершился 31 августа 1994 года. – Прим. ред.).
– Вы как-то взаимодействовали с Литвой и Эстонией в процессе обретения независимости?
– Очень тесно – как на уровне народных движений, так и на уровне демократически избранных парламентов и правительств. Мы, например, вместе участвовали в «Балтийском пути», когда сотни тысяч людей выстроились в цепь на пути Таллинн – Рига – Вильнюс. Но вообще могу сказать, что у тех же эстонцев другой характер. Если латыши всегда были ориентированы на социал-демократию и очень требовательны к государственным структурам, то эстонцы ни на кого не надеются, много берут на себя и много делают сами. Когда они принимают решение, это окончательно. А мы много говорим, мучаемся. Поэтому у них и реформы прошли намного быстрее.