— Издева-а-а-аешься.
— Нееет.
— Даааа. Ты издева-а-а-аешься. Но мне все равно. Это действительно было странно. Мы гуляли, мы говорили, он смотрел на меня своим безумным взглядом. Я просто знаю, что из этого ничего не выйдет.
Удар подушкой по голове. Подло. Внезапно. Действенно.
***
Мы кружились в вальсе. Правда, музыки не было, а Л. не танцует вальс, но мы кружились, кружились и смеялись, налетая на стены, задевая косяки и сбивая ноги об стулья. Мы кружились и смеялись, а потом я сказал:
— Я ее дождался.
Л. замерла, как в копанная, и заглянула в мои глаза так глубоко и так пронзительно, что я отпустил ее и перестал улыбаться.
Она забралась на широкий подоконник и села по-турецки.
— Жалуйся.
— Не понял.
— Жалуйся. Рассказывай, как это было?
Ее интонация совершенно отбила желание делиться сокровенным, но отступать было некуда.
— Я, я сидел в «Карамели», за «её» столиком и, и она пришла.
— И?
— И слово за слово…
— И все?
— Что еще?
— Ольга. Она такая, какой ты ее ждал? Твоя Ливень?
Я молчал. А то потом выпалил, то ли искренне, то ли назло:
— Да, — вот так просто, без объяснений, без комментариев.
— Что за бред? — она нервно заерзала на своем подоконнике, мне почему-то казалось, что больше всего ей хочется заехать сейчас мне в челюсть, но я отдал должное ее терпению — она только сверлила меня взглядом, но лучше б заехала, честное слово.
— Послушай, Л.
— Нет, это Ты меня послушай, да послушай же ты! Осёл ты упрямый! Ты подменяешь эфемерное реальным: ты не нашел свою Ливень, ты просто увидел симпатичную мордашку и решил: «Вот она», но ты не нашел ее, ты ее заменил, ты ей изменил, ты ее предал.
— Хватит!
Она замолчала. Я был зол, я был груб, но мне казалось, что я был прав. Мы молча смотрели друг на друга, и между нами была стена, высокая, прочная, каменная, нет, это был мраморный монолит, кусок гранита, и мы не видели, не слышали друг друга. Мы вращались в разных мирах, в разных Вселенных, и говорили, конечно, на разных языках.
— А где портрет? — мне очень хотелось разрядить обстановку, но я понимал, что я всего лишь довольно трусливо меняю тему.
— Чей? Ольги? — она усмехнулась. — На него растворитель попал, случайно, почти целая банка.
— А Ливень?
— Ливень? Ливень я еще не нарисовала.
***
Знаешь, мне иногда кажется, что я живу не «здесь и сейчас», а где-то там — далеко, и моя реальная жизнь от меня ускользает по чуть-чуть, потихоньку, медленно крадется к финалу, а я здесь, порхаю, словно бабочка, и мне все равно. И мне так хорошо. Не хочу ничего, никого. Понимаешь, Дим? Никого не хочу в своей жизни. Хочу быть бабочкой.