В окне дома через дорогу горел свет. Для пущего драматизма стоило бы добавить, что ночь приближалась к зениту, на улице царил мрак и только абажур в ее окне рассеивал тьму вокруг. Но из все этого на самом деле имел место только абажур. Да, это была кухня, и сквозь призрачный тюль в оконном проеме я видел абажур. Так почему же я выбрал именно это окно из десятка неспящих в доме на той стороне улицы? Не знаю.
Я видел женский силуэт, силуэт — ничего более. Она сидела за столом и пила чай, или кофе, или виски с содовой, или без содовой, или кисель, без комочков, конечно.
И иногда мне казалось, что она смотрит в мое окно. Она смотрела подолгу, замирая без движения или даже не дыша, мне казалось, она смотрит прямо в мое окно. Лица не разобрать — не важно, она была моей полуночной соседкой, и мне казалось, что между нами вырастает мост из лунного света, отраженного снегом где-то там, внизу, и стоит только сделать шаг, но мы не двигались с места.
И я погасил свет в своем окне.
***
Знаешь, твой звонок меня очень удивил.
Л. промолчала и лишь плотоядно усмехнулась — что тут скажешь: этот звонок удивил ее саму не меньше, если не больше, второй звонок за год — явный перебор.
Они сидели в одном немного потрепанном и на редкость прокуренном баре — наш любимый, мой и Л.
— Послушай, Ольга.
— М?
— Не перебивай, — выдохнула, помолчала, подвигала предметы на столе, пристально разглядывая собеседницу с головы до уровня стола. — Ты знаешь, что у нас есть один общий знакомый. Безнадежный законченный романтик, немного смахивающий на психа?
— Кажется, я догадываюсь, о ком ты, хотя с психом это, конечно, перебор, — она напряглась, предчувствуя, что разговор, видимо, предстоит еще тот.
— Да неужто? А впрочем, как хочешь, хотя мне виднее, я-то его много лет знаю. Так вот, — Л. снова замолчала. Она подбирала слова, четкие, ясные, недвусмысленные и острые, но не получалось — слова никогда не были ее сильной стороной. — Представляешь, он вбил себе в голову, что ты — девушка его мечты, — она довольно фальшиво рассмеялась — актерское мастерство так же не входило в список ее талантов.
Ольга молчала, разглядывая, как кружится в чашке случайный чайный лист.
— А ты не думала, что, возможно, он прав? — о да! Ее взгляд тог быть не менее убийственным, видимо, это семейное.
— Нет.
— Обоснуй.
— Он кретин.
— Допустим. Но ведь и обо мне ты не слишком высокого мнения. О, боже мой! Не считаешь ли ты, что он меня недостоин? — это был рискованный выпад, но Л. лишь фыркнула.
— Наоборот.
О. поджала губы.
— То, что вы друг другу совершенно не подходите, меня совершенно не волнует. Ты далеко не первая из тех, кто ему «не подходит», и это только на моей памяти и, надеюсь, не последняя, — О. удивленно повела бровями. — В смысле, я надеюсь, что ты у него не последняя, поскольку слишком уж это было бы печально. Для него, — Л. взяла затяжную паузу. Она не слишком любит людей, а говорить с ними тем более. Я составляю чуть ли не единственное известное мне исключение из этого общего правила, что уж говорить об Ольге, которая была близка к вершине хит-парада людей, которых Л. попеременно то презирает, то ненавидит. Я это к тому, что такой монолог был для нее уже слишком длинным, и я не представляю, каких усилий ей стоило его продолжать. Но она продолжила: