Над чёрной бездной, которая являлась, вероятно, главной ёмкостью для воды, нависала сложная конструкция из труб, желобов, рычагов и кранов. Вдоль стен кольцом загибался помост, в некоторых местах на нём крепились не менее загадочные механизмы вроде больших птичьих клеток. Перед каждой установлена была короткая скамья, и от каждой же тянулись полосы металла под углом к центру круга. Света единственного фонаря, стоявшего на помосте вдалеке, не доставало, чтобы разглядеть конструкцию и тем более — понять её предназначение.
От прикосновений к металлу, уже успевшему отдать весь запас накопленного за день тепла, Константин поëжился. Усилия, что были потрачены для подъёма по лестнице, немного согрели, теперь же прохладный ночной ветер заставлял дрожать не только от волнения, но и от страха. Только вот отступить сейчас, проделав половину дела, было бы стыдно. Он поборол отчаянное желание немедленно ретироваться и приник к проёму ухом.
— Да никакой он не целитель, как вы не понимаете? Он просто шарлатан! — звучал изнутри голос Шинктера, и уши у Кости немедленно загорелись. — Он не сможет вылечить графиню, как и раньше никто не смог!
— Шарлатан, говоришь? — отвечал едкий, злой голос Николая. — Да я два года выискивал его среди студентов! Я на кафедру мешок ассигнаций отнёс, чтобы их практику контролировать! Сам лично видел, как он угадывает диагнозы, и сам допрашивал тех, у кого после осмотра боль неизбывная утихала!
Несмотря на холод, Константина бросило в жар. Положим, с угадыванием диагнозов ему и вправду везло, порой достаточно посмотреть на человека и понимаешь, где у него болит. Но это исключительно везение, при чём тут… А со снятием боли совершенная чепуха, не умеет он боль снимать, не научно это! Конечно, маменька в детстве не раз говорила, что от прохладных его ладошек, положенный ей на лоб, мигрень отступает. Но так говорят все любящие маменьки и к врачеванию…
— Вылечить такое в принципе невозможно, медицина не знает таких лекарств и таких болезней! — уже почти кричал Шинктер.
— Ты просто струсил. Вчера при осмотре наш студент коснулся груди графини и аж отпрыгнул в испуге. Не в смущении, заметь! Нам пришлось его даже вином накачать, чтобы успокоить. Он уже что-то почувствовал, надо лишь дать время — он разберётся и поможет нам. А ты струсил и мешаешь процессу!
Голоса звучали натужно и уже совсем близко. В помосте со скрипом откинулся люк и две тени, кряхтя, выбрались наверх, волоча между собой на верёвочных стропах деревянную бочку. Ещё два человека, всё время молчавших и потому оставшихся Константину неизвестными, втащили вторую такую же бочку. Когда ноша прочно установилась на помосте, Шинктер со стоном распрямил поясницу и затараторил: