– Значит, вы совершенно уверены, что она не могла ни к кому пойти после приезда и там задержаться?
– Это просто невозможно, – замотала головой Галина Антоновна.
– А в город не могла вернуться?
– Так домой всё одно зашла бы, авоську оставить, – с нервозностью сказала женщина. – Да и вечер уже был, кто б туда поехал? Нет, ну, что вы говорите? Зачем бы она туда вернулась?
– Но ведь вы даже не знаете, куда она ездила. Так?
– Не знаю. Совсем ничего не знаю!.. – Шушкова заплакала громко, навзрыд.
Кобяков бросился её успокаивать, Герасюк подал стакан воды.
– Простите, я понимаю ваше беспокойство, но постарайтесь взять себя в руки, – Дубовик поднялся. – Мы пойдём с вами. А вы, Степан Спиридонович, наверное, по домам? С опросами. Может быть, кто-то видел, куда Кокошкина пошла, минуя свой дом.
– Да-да, конечно! – кивнул Кобяков.
– Андрей Ефимович, может быть, мне подменить на день Воронцова? Пусть парень отдохнет, да и вам от него будет больше пользы, всё-таки он наделен полномочиями. А в больнице-то я уж разберусь, – предложил Поленников, Дубовик без заминки выразил своё согласие.
Бугай, увидев чужих, рванул цепь. Хрипло гавкая от давившего горло ошейника, пёс не поддавался ни на какие уговоры, забыв о своей старости. Не помогла даже кость, вынесенная из дома Антониной. Пришлось увести его за огороды.
Дубовик с Герасюком последовали во двор вслед за Шушковой.
Эксперт сразу стал осматриваться, но Дубовик предложил сначала пройти в дом.
В небольшой избе стоял тяжёлый запах старости.
Женщины извинились, но эксперт только махнул рукой:
– Да я и не такое нюхал!
Дубовик предпочел промолчать. По опыту он знал, что через некоторое время они просто перестанут замечать этот запах, а работа не ждёт.
– Когда вы пришли домой, всё было в порядке? Ничего необычного не привлекло вашего внимания? – спрашивал подполковник, обходя и осматривая вместе с Герасюком все углы.
Из-за шторки на печи выглянул тот самый источник тяжелого запаха – старый дед, делая попытки свесить ноги вниз.
Мужчин поразило то, что он был уже не седой, а весь совершенно бесцветно-желтый, походив больше на мумию, нежели на живого человека.
Разговора с ним не получилось: дед плохо слышал, и, практически, не видел, с кем разговаривает. Стало понятно, что свидетель он был никакой, поэтому просто оставили его в покое.
– Дома всё было, как всегда, ничего не тронуто, – сказала Антонина, заталкивая деда обратно на печь и задёргивая шторку. – Никак не помрёт, старый, – проворчала она себе под нос.
Дубовик промолчал, лишь искоса взглянув на девушку.