До начала войны люди знали, что существует угроза военного конфликта, но не очень верили, что он может произойти; они считали войну невозможной. В нашей повседневной эпистемологии знание считается выше (сильнее) веры: вы верите во что-то, чего не знаете до конца, а полное знание автоматически предполагает веру. Однако в случае, описанном Бергсоном, мы имеем знание без веры. Как только война началась, позиция людей быстро и автоматически ренормировалась: война была принята как возможная. Парадокс заключается в том, что действительность предшествует возможности и обосновывает ее: как только то, что считается невозможным, происходит, оно становится возможным.
Однако с пандемией все пошло (почти) в противоположном направлении. До того, как разразилась пандемия, ее возможность и даже неизбежность широко обсуждались; все были уверены, что она случится, и можно даже предположить, что это знание не означало отсутствия веры. Таким образом, хотя вирусная катастрофа считалась возможной, пока она только предсказывалась, когда она действительно поразила нас, мы не смогли заставить себя поверить в нее. Она не была «нормализована», но была (и до сих пор для многих остается) воспринята как невозможная, дезавуированная целым рядом различных модальностей (прямое отрицание, теория заговора и т. д.). Здесь следует иметь в виду аспект темпоральности: когда мы говорим о крупных катастрофах, таких как эпидемии и глобальное потепление, даже в состоянии паники мы, как правило, локализуем их в не слишком близком будущем (через десятилетие или около того), что отражает часто звучащее утверждение «если не начать действовать сейчас, скоро будет слишком поздно». Или же мы локализуем катастрофу в отдаленном регионе (коралловые рифы на севере Австралии исчезают, ледники тают…). Однако пандемия только что случилась – она обрушилась на нас со всей силой и почти остановила нашу социальную жизнь.
Итак, какую этическую позицию мы должны занять в таком сложном положении? Главное препятствие на пути к нашей полной этической вовлеченности, то, что мешает нам активно бороться с проблемой, – просто усталость. Парадокс так называемой ковидной усталости заключается в том, что, хотя чаще всего соблюдение повторяющихся и стабильных обычаев считается причиной утомительности жизни, в эти дни мы устали, напротив, от отсутствия этих стабильных обычаев. Мы устали жить в непрерывном исключительном состоянии, ожидая от государства новых правил, указывающих нам, как взаимодействовать, не имея возможности расслабиться в нашей повседневности. Многие, в том числе Райнер Парис, опубликовали эссе, в которых выражается сожаление по поводу продолжающегося разрушения повседневной жизни пандемией и описываются угрозы, которые она представляет для рутинных действий, скрепляющих общество