– Я… – Песок из горла перебрался мне в глаза.
– Хватит плакать! Вечно ты плачешь! Pedar sag. С тобой никогда ничего плохого не случалось. Тебе не на что жаловаться. В твоей жизни ни разу не произошло ничего такого, из-за чего стоило бы расстраиваться!
Я не мог вымолвить ни слова.
Я просто стоял, моргал и плакал.
– Уйди, Дариуш, – проговорил он. А потом добавил: – Тебя здесь никто не ждал.
Тебя здесь никто не ждал.
Сухраб повернулся и ушел, хлопнув дверью в гостиную за собой.
А потом он закричал.
Его голос рассыпался, как стекло.
Все, что он сказал, было чистой правдой.
Тебя здесь никто не ждал.
Я знал, что так и было.
Шатаясь, я вышел через заднюю дверь.
Тебя здесь никто не ждал.
Я побежал.
Мои носки терлись о гравий и бетон.
Я оставил кеды в доме Сухраба.
Не мог за ними вернуться.
И вернуться домой к деду с бабушкой тоже не мог.
Я просто бежал.
Я трус.
Это свойство Сухраб сначала как-то упустил.
С гор скатились облака, набросив на Йезд серую прозрачную вуаль. Когда не светило солнце, старые дома уже не ослепляли, как прежде. Теперь они были коричневыми, грязными и побитыми песком.
Кругом валялся мусор: белые пакеты из-под фруктовой пастилы, пустые пластиковые бутылки с желтыми корками высохшего дука, мятые выгоревшие на солнце газеты и фотографии моего нового несчастного тезки, настоящего аятоллы, хмуро глядящего в серое небо.
Мне больше не нравился Иран.
Я хотел домой. В Портленд, а не к бабушке.
Я не прекращал думать о Сухрабе. О его отце. О том, что он его больше никогда не увидит.
Думал о Стивене Келлнере. О том, как сильно мне иногда хотелось видеть его пореже.
Я думал о том, какой я эгоист.
Я по-настоящему ненавидел себя.
Из ступни пошла кровь.
Это я поранил пятку, залезая по забору из сетки-рабицы на нашу крышу в парке. Там мы должны были праздновать Сизда-Бедар.
Не думаю, что это теперь произойдет.
Со стороны Пятничной мечети послышался азан, пронзивший тихий послеобеденный воздух. По всему Йезду люди повернулись в сторону киблы для молитвы – гигантское многоклеточное существо, сосредоточившееся на одном и том же моменте в пространственно-временном континууме.
У меня сжалось горло, волна давления начала двигаться вниз к грудной клетке и ниже, в желудок.
Еще одна разгерметизация.
Я вытер лицо футболкой иранской национальной сборной по футболу, той, которую Сухраб подарил мне на Навруз.
Никто никогда не дарил мне таких подарков. Это был подарок, который показывал, как хорошо он меня понимает. Подарок, заставивший меня почувствовать себя своим.
Никто никогда не приглашал меня сыграть в футбол, провести время на крыше или поесть листья салата прямо со стола для пинг-понга.