Я не хотел его терять.
А он не хотел терять меня.
Он просто не знал, как сказать об этом вслух.
Кажется, никогда прежде я так хорошо не понимал своего отца.
Маму приготовила на ужин мое любимое блюдо – персидский плов зерешк поло, который делался из риса и сладкого высушенного барбариса.
Барбарис – это такие маленькие ягодки, похожие на рубины, только на них еще есть крошечные пипочки.
Странно звучит, но они безумно вкусные: маленькие мешочки, наполненные сладким и терпким счастьем.
В Иране дни рождения не празднуются так уж широко. Сегодня мне никто не пел, и торта не было. Мама с папой сказали, что вручат свой подарок дома. А Маму и Бабу подарили мне красивый антикварный медный чайничек (ручной работы, все как надо) и пару бутс. Таких же, как у Сухраба, но только голубых и размера, как раз подходящего для моей ноги хоббита.
Я все еще чувствовал себя ужасно по поводу того, что произошло между нами с Сухрабом, кто бы что ни говорил.
Я обнял и поцеловал бабушку с дедушкой, и Бабу удивил меня, поцеловав в щеку в ответ. Он взял меня за локоть и посмотрел прямо в глаза.
– Дариуш, – проговорил он так тихо, что я едва его слышал. – Сухраб сейчас очень страдает. Но не по твоей вине.
– М-м…
– Ты хороший друг, мой дорогой. И ему повезло, что он тебя узнал.
Он опустил руку и похлопал меня по щеке.
Он почти улыбнулся.
Почти.
После ужина и чая с коттабами мама помогла мне собрать чемодан.
Я не так уж нуждался в ее помощи, но знал – и ей не обязательно было говорить об этом вслух, – что она просто хотела провести со мной немного времени.
Танцующий Вентилятор сегодня плясал неистовее, чем обычно. Знал, что это его последнее выступление.
Рядом со мной стояла корзина со свежевыстиранным бельем, и я одну за одной передавал маме футболки, а она их складывала. Она знала этот классный трюк, когда из футболок получаются ровные квадратики, а рукава спрятаны в серединку.
Я достал футболку иранской сборной по футболу. Она хорошо отстиралась, несмотря на то что я выплеснул на нее все содержимое своих носовых пазух, не говоря уже о паре-тройке литров гормонов стресса.
Эта футболка была моим талисманом, моей маскировкой под настоящего перса, но теперь я уезжал домой. Она больше не была мне нужна.
А может, она никогда не была мне нужна.
Может быть, мне и не следовало притворяться тем, кем я не был.
Я положил футболку в чемодан и прикрыл ее сверху трусами, для сохранности. Просто на всякий случай.
– Что-то еще?
Я покачал головой.
– Тебе грустно уезжать?
– Не очень.
Мама посмотрела на меня.
– Я буду скучать по Маму. – Я сглотнул. – И по Бабу.