Спросил Вальтер:
– Кто же тогда сотворил этого льва – ты или она?
Ответила Дева:
– Она. Зачем мне было напускать на тебя подобного зверя?
– Хорошо, – молвил Вальтер, – но почему же тогда она лишилась сознания от перенесенного страха?
Улыбнувшись, Дева сказала:
– Если бы не казалась ее ложь убедительной, тогда не была бы она такой мастерицей в чародействе. Лгать не обязательно языком. Но гнев на врагиню был неподдельным, ибо ею всегда оставалась я, а в последние дни она не забывала излить на меня раздражение. Но продолжу.
Теперь не сомневайся, что, когда ты вошел вчера в зал, хозяйка знала о нашем обманном свидании с тобой и желала тебе одной только смерти, но лишь после того, как снова обнимет тебя. Посему она так суетилась вокруг тебя за столом (и отчасти для того, чтобы помучить меня), а потому тоже назначила тебе свидание и не сомневалась в том, что ты не посмеешь уклониться, даже если после придешь ко мне.
Я же, как говорила, заманила к себе этого труса, но напоила снотворным питьем, так что не мог он ни потянуться ко мне, ни даже открыть глаза; сама же легла рядом, чтобы Госпожа заметила это, она ни за что не упустила бы этого из внимания. Потом, лежа, придала ему твой собственный вид, так что всякий подумал бы, что это ты лежишь со мной рядом, а потом, содрогаясь, принялась дожидаться того, что будет. Так прошел час, когда следовало тебе оказаться в ее покоях и настало время нашего с тобой свидания. Посему я начала ждать, трепеща сердцем в страхе перед ее жестокостью.
Наконец из покоев ее донесся шорох, и, выскользнув из постели, я укрылась за шторой, готовая умереть от страха перед нею. И… О! Наконец вошла она, крадучись, с лампой в одной и ножом в – другой руке. И скажу тебе, что и сама держала я острый нож, чтобы при необходимости защитить собственную жизнь. Подняв лампу повыше, она подобралась к постели поближе и негромко молвила: этой здесь нет, но придется убить и ее. Потом она подошла к постели и склонилась над ним, приложив руку к тому месту, где я лежала… После же обратила взор к ложному подобию твоему, задрожала и сотрясаясь выронила лампу, упавшую на пол и погасшую. Впрочем, комната была ярко освещена лунным светом, и я прекрасно видела происходящее. Тут она негромко зарычала, как дикий зверь; рука ее вознеслась, блистая сталью, а потом обрушилась вместе с оружием. Я же была готова лишиться сознания, опасаясь, что перестаралась и на постели вместо подобия лежишь ты сам. Трус умер, не издав даже звука, и не мне плакать над ним. Однако Госпожа прижала его к себе, сорвала одежду с плеча и груди и принялась бормотать какую-то тарабарщину, в которой лишь изредка попадались слова. Наконец я услышала ее голос: «Я забуду, я забуду, придут новые дни».