– Зачем
вы все это
рассказываете?
Ваши мировые
гении на раз из
меня эту
информацию извлекут.
Андреев
молча
смотрел в
глаза Грише. Потом
медленно
проговорил:
– Быть
может, я рассчитываю,
что вас
расколют, – шеф
отвел взгляд
и добавил. – Они
не станут
брать в
расчет ваши
амурные
обстоятельства.
Я БЫ ТОЖЕ НЕ
БРАЛ. Или
нашел, что
предложить,
чтобы не
травмировать
вас. Обычно
мы, – Кутялкин
поежился – ОСА
впервые
открылся,
спокойно
объединив
себя со
спецами из
другого
лагеря,
которых
предстояло побороть.
– Находим
разводки на
любые
чувства. Сейчас
я готов
рискнуть,
поверив даже
в то, во что
обычно не
верю.
– В
любовь?
– Да.
И да поможет
нам Бог.
– В
Бога вы тоже
не верите?
– Когда
мы победим,
поверю.
– Потому
что у нас нет
шансов?
Андреев
кивнул.
Бункер на
Остоженке, 31 час
до начала
информационной
войны
– По
дороге
отоспитесь.
Долгие
проводы лишние
слезы, –
увещевал Андреев
на все
просьбы
Кутялкина
переночевать
дома и
попрощаться
с семьей. – «ЯК-40»
и щедрое тело
Мальвины
Грэмл на два
часа будут в
вашем полном
распоряжении.
Шеф
отвел Гришу в
смежную, еще
более уютную
комнатку
(подсвеченный
по периметру потолок,
диван, ноутбук,
столик,
заваленный
материалами),
положил
ладонь ему на
плечо.
«Стоп!
Опасно! Неужели
он думает,
что сломал
меня и может
безнаказанно
лапать», –
Гриша повел
плечом.
Андреев понял
намёк правильно
и убрал
тяжелую
клешню.
Они
стояли в
полуметре
друг от
друга, и Гриша
только
сейчас
вполне
осознал –
перед ним
настоящий
хозяин
самоубийц: хитрый,
опасный,
дерзкий. Холеное
лицо,
горячее,
обезжиренное
дыхание,
крупное тело,
тепло
которого не
передается
прикосновением.
«Будет
агитировать?
Давать
наставления?
Инициировать?»
– с опаской
размышлял
Гриша.
– Многие
сограждане еще
не смирились
с
предначертанной
им ролью
балласта и
живут в
советском
заблуждении,
что
государство —
слуга народа.
Тебе,
Григорий
Александрович,
выпала
счастливая
карта –
перестать
играть роль
балласта. Не
бойся
умереть.
Поверь, есть
вещи намного
хуже смерти, – Андреев
вручил Грише
материалы о
библиотеке.
Кутялкин
водрузил их
поверх бумаг
на столе. – В
твое
отсутствие в
пейзаже не
сделается дыра.
Гриша
пожал
плечами. Он
не хотел
отсутствовать
в пейзаже. Он
надеялся
вернуться и
вырастить
бубликов.
– Кутялкин,
пассивная ты
жопа, –
прошипел Андреев,
видимо
угадав мысли.
Несмотря на
радушное
выражение
его лица, Кутялкин
понял – это не
комплимент. –
За все, что ты
не сделал в
жизни, давно
нет тебе
прощения.
Понимаешь, не
каждому
дается шанс –
оптом искупить
свою
отмороженность
и растительные
свойства.
Перестать
быть инфантильным
биоматериалом.
Тебе повезло!
Не подкачай!
Ты этим
бумагам не доверяй,
– он кивнул на
заваленный
папками стол.
– Когда тебе
рисуют
стройную
картину
действительности,
сразу не верь!
Ни одно
явление
нельзя взять
в кавычки.
Жизнь богаче
любых слов.
Поэтому
завтра тебе
не поможет ни
один
аналитик,
психолог или
военный
консультант.
Плоть нашего
мира много
подвижнее и
живее всех
теорий.
Понимаешь? –
Гриша
замотал
головой. Ему
было страшно
и муторно. –
Эта плоть
ускользает.
Как гадюка.
Поэтому что бы
я тебе ни
посоветовал –
резать вены
на глазах SAS, надеть
на операцию
кепочку с Че
Геварой или запастись
чипсами – ни
один совет не
будет
надежным.
Тебе самому
придется
додумать
окружившую
тебя
реальность.
Буква за
буквой. И
каждое слово
будет твоим
«ва–банк».
Когда дорисуешь,
только тогда
сможешь
решить,
капитулировать
или нет. Пока
ты живешь не
своей
реальностью,
борись, –
наткнувшись
на
удивленные
глаза, ОСА
пояснил. – Не
пытайся
понять меня
сразу и
сейчас. Когда
на твоих
руках появится
кровь, правда
жизни
приобретет совсем
другой облик.
Настоящий. Ладно,
забудь.
Главное – обязательно
взлохмать
стопки
утраченных
воспоминаний.
Пыль веков не
может
оставаться
безнаказанной.
И дальше
будь, что
будет. Там, –
ОСА ткнул
пальцем
вверх. – Запланированы
тысячи
подобных
комариных
укусов. И
если они завалят
льва[31],
мир уже
никогда не
станет
прежним. Выживи
и мы вместе
выдерем
клыки у тех,
кто не
остановится,
пока не подгребет
под себя всех
и вся.