Бункер на
Остоженке, 26
часов до
начала
информационной
войны
Три
часа подряд
Кутялкина
обрабатывал
Павлов, пытаясь
втолковать
детали
операции. По
всему было
видно – план
готовился на
коленке,
прямо сейчас.
Гена юлил:
– Подробнее
изучите в
аэропорту и в
самолете
справку,
которую для
Вас подготовили.
Через
пять часов,
вызубрив все
инструкции, адреса,
варианты
отхода, оформив
документы, познакомившись
с седым ливийцем
Арикатом,
который за
деньги готов
был не только
взломать
хранилище 10Z,
но и алмазный
фонд, Кутялкин
слезящимися
глазами
смотрел на
экран своего
мобильного
телефона.
Самое
главное
событие
прошедших, а
возможно и
последующих
суток
происходило
не в праздничных
интерьерах
Клуба
самоубийц, а
в груди у
Гриши и
внутри его дешевого
мобильника.
Текст
смс,
полученной десять
минут назад,
в 4:45 утра, был
намного
важнее сведений
о богатой
начинке Бодлианской
библиотеки.
Слова
разрывались
в сознании
как
последние
аккорды
ускользающей
из–под ног
жизни: «милый
кадмик я все
еще жду и буду
ждать и снова
буду потому
что ты все
что у меня
былоестьбудет
и еще килотонны
несостоявшегося
сверху дай
нам сил мы
эхо[32]
эх и ух и два
раза ах
возвращайся
скорей».
Шняга
никогда не
сочиняла подобного.
Шняга
периодически
хвасталась
скамейкой
запасных, подобранных
на тот
случай, если Гриша
ее бросит.
Шняга
почувствовала
беду и теперь
не знает, как поддержать.
Ну, что ж,
Кутялкин
давно жил
сознанием,
что он последняя
линия фронта,
последняя
линия оборона
для своей
семьи, а
значит…
– Пора
ехать, –
загремел на
пороге ОСА. Гриша
отыграл
задуманное
«на ура» –
сгорбился,
пальцы
забегали по
кнопкам
мобильного.
Андреев
стремительно
подошел и
протянул
руку. Тяжело
вздохнув,
Кутялкин выключил
трубку и
вложил её в
ладонь Андреева.
Тот выдал ему
новый,
навороченный
аппарат.
– Симку
передаст
Макс Раковский
по кличке
Леший. Теперь
Вы натянутая
тетива воли! – торжественно
громыхнул
ОСА. –
Перешибем хребет
тем, кто все
еще хочет нами
манипулировать.
– И
какашками
закидаем, –
посетовал
Гриша.
– О
жене и
сыновьях не
беспокойтесь.
Они получат
лучшее из
того, что
может
предложить покачивающаяся
над
пропастью цивилизация.
Раменки, финальная
фаза
дезинтеграции
финансовой
системы
Евгению
Кутялкину
только один
человек во
Вселенной
мог называть
Шнягой. Этот
же человек
имел право
использовать
другие
прозвища – и
Жирок, и
Крабик, и
Нянечка…
Перечень
оставался
открытым,
потому что сложная
духовная
система,
которую
представляла
собой Евгения
Николаевна,
эволюционировала
и переполнялась
синергетическими
связями с
другими системами
мироздания.