Кутялкин
неуверенно
торчал пеньком
– словно в нарядной
московской
малогабаритке
в эпицентре
очередного
бытового
скандала.
Будто под
ногами золотые
квадраты
столицы (8 тыс.
у.е. и выше), а не 8
тысяч метров
утреннего летнего
неба.
– Ну
что,
биомасса,
готова ли ты
на смерть? Не
смотри на
меня так
строго. «Биомасса»
здесь
исключительно
из уважения к
твоему статусу.
Не всем же
быть
сложносочиненными
натурами как
я.
«Ну
и как с ней
договариваться?
Как
программировать
эту оторву?
Урий, Урий,
где у него
кнопка?!
Провалит
операцию. Подведет
под
монастырь,
очистит
перышки,
пойдет
гробить
следующего
идиота. Про
серьезность и
ответственность
с ней
бесполезно. С
ней вообще
обыкновенные
способы
коммуникации
не канают».
– Мы
через час у
буржуев
приземлимся,
а я с тобой
так ни о чем
не
договорился.
– Договариваться
надо было с
твоей мамой,
чтобы она
аборт
сделала. Я и
без тебя
знаю, как мне действовать,
– взгляд
Наташи был
пронзительный,
завораживающий.
Если не
прикрывать
глаза, он
попадал
внутрь и
выедал
изнутри как
вирус, как
кислота. – Это
ты охал–ахал,
что десять
часов назад
жил
спокойной мещанской
жизнью и не
догадывался, какие
подвиги тебя
ждут.
Кутялкин
действительно
поначалу
пытался
найти общий
язык,
рассказывая
о переживаниях,
сомнениях. «Вот
осёл!».
– …я
же каждый
день готова
на ВСЁ. Всасываешь,
на ВСЁ! С утра
до вечера. В
туалете, за
едой, во
время
исполнения
минетов. К
тому, что
меня
изнасилуют
семь
одноногих китайцев,
что меня отправят
на Марс или выберут
Президентом
независимого
Курдистана.
Не лыбься,
хомячок.
Пойми – ты
передо мной
никто. Нас
даже
взвешивать рядом
нельзя. У
меня
прислуги
больше, чем у
тебя трусов. В
настоящей
жизни мы бы
никогда не
пересеклись.
Между нами
заборы до
небес
натыканы. Если
бы не Клуб,
тебе бы даже
поглядеть на
меня не позволили.
– Абсурд,
– хмыкнул
Гриша. «Эх, зря
ОСА
обнадеживал,
что я смогу погреть
вялого.
Может, какой–то
другой продход
нужен к этой яшмовой
пещерке?».
– Ты
хуже, чем
абсурд, – зачастила
Наталия. – Шпиён
недоделанный.
Не воображай
себя
коммандос. Не
воображай себя
никем. Смирись.
В этой невыполнимой
миссии ты пушечное
мясо. Сколько
тебе Андреев
обещал
перечислить?
– Не
мне, а моей
семье. Рано
или поздно
твой репертуар
эпитетов
закончится.
Будешь повторяться?
– Ладно,
одноклеточный,
не хнычь. Высшей
инстанцией
мне
разрешено
журить лохов.
Любя. Я даже
ненавидеть
тебя не могу.
Скоро найду
тебе
подходящее
прозвище, ты начнешь
существовать,
и я успокоюсь.
– Не
надо искать.
Меня зовут
Григорий
Александрович.
– Меня,
–
передразнила
Наталия. –
Зовут. Гыгыгорий.
Никто тебя не
зовет,
суслик.
Сколько?