Только один Фрэнк не шел у нее из головы, однако он никак себя не проявлял. На какое-то время, рассказывала Люсия, она стала циничнее. Некоторые даже могли счесть ее жестокой. Но ее мысли и выводы менялись почти каждый день, словно ветер. Наконец – хотя она бывала в разных местах с разными воздыхателями, ненадолго увлеченными ею, но, несомненно, едва ли способными полюбить женщину, которая, в стиле Доусона, ослеплена чувством к другому, – однажды, по ее словам, хотя я в этом всегда сомневался, она задумалась о самоубийстве. Рассматривалась Сена или морской круиз, во время которого она могла бы ночью выпрыгнуть за борт. И в крайнем случае – таблетки, но никогда нож или пистолет, потому что любое телесное повреждение всегда казалось ей отвратительным. Однако, несмотря на все это, Люсия продолжала бездельничать и мечтать. Вообще, как она описывала себя в то время, ее сознание было более философически чистым, чем ее тело. Она никогда не требовала от мужчин верности и не притворялась, что сама будет им верна. Иногда, по ее словам, проходили недели между сменявшимися кавалерами или периодами, когда она их избегала. Затем лишняя бутылка вина или проведенная в раздумьях долгая ночь пробуждали необходимость развеяться, и она предавалась тем удовольствиям, которые были ей в тот момент доступны. Постепенно нарастало отчаяние. В конце концов она решила, что, будь она мудрее, она могла бы выйти замуж за Фрэнка и принять его позицию по отношению к монреальскому обществу и что, если он вдруг вернется, она так и сделает. Люсия думала, будто доказала себе, что перемены без сопутствующей поддержки, выраженной хотя бы единственной близостью, адекватной в эмоциональном и интеллектуальном плане, – мужской интеллектуальной и эмоциональной близостью, надо добавить, – никогда не смогут ее удовлетворить. И все плыла и плыла по течению.
Мне хотелось бы рассказать здесь, пусть только ради сюжета, если не по какой-то другой причине, что наконец в жизни Люсии наступила полностью устроившая ее dénouement[14]. Но мог бы я это написать? Увы, как не возникало сомнений в искренних чувствах ее любимого Фрэнка, так не возникало сомнений и в том, что он не сможет вернуться. Скажем иначе: однажды он все же вернулся, потому что, конечно, очень ее любил. Но, поняв, что она, как и раньше, не способна притворяться и до известной степени вновь настаивает на своих необычных требованиях, о которых я вам вкратце поведал, Фрэнк уехал. Нельзя сказать, что оба они не страдали. Страдали. Но ему не хватило смелости и широты взглядов, а может, и глупости, как многие подумали бы, чтобы не счесть ее просто эгоисткой. Иначе говоря, в Люсии не было достаточно любви и доброты, чтобы уступить. И в результате – окончательный разрыв, после которого каждый из них пошел своей дорогой. А потом, я не сомневаюсь, у обоих наступил мучительный период переживания случившегося несчастья.