Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 (Куанье) - страница 168

и баварцы, верность нам сохраняли только поляки. Армия покинула Эрфурт 25-го октября и отправилась сначала в Готу, а затем в Фульду. Узнав о маневре баварского генерала Вреде, Император поспешно отправился в Ханау. Добравшись до леса, через который дорога подходит к въезду в город, Наполеон остановился там на ночь, чтобы отдать несколько распоряжений. Утром. Стоя перед своей гвардией со скрещенными на груди руками, он сказал: «Я надеюсь, что вы отправитесь со мной во Франкфурт. Будьте готовы, вы должны раздавить их. Не обременяйте себя пленными, идите вперед и заставьте их пожалеть о том, что они стали поперек нашего пути. Достаточно будет двух батальонов — егерского и гренадерского — двух эскадронов конных егерей и двух конных гренадерских. Командовать вами будет Фриан». И он обошел всех, и поговорил с каждым, но с отставшими и ленивыми он был груб. Все это происходило в густом сосновом лесу, который скрывал нас от врага, но теперь нам противостояли очень большие силы. Баварская армия, стоявшая здесь против нас, насчитывала более 40 000 человек. Император подал сигнал: сначала пошли егеря, потом гренадеры. Враг построился плотным и внушительным строем. Когда я увидел, как пошли мои старые товарищи, я задрожал. Потом пошла кавалерия — гренадеры и все остальные. Я подъехал к Императору. «Ваше Величество, вы позволите мне пойти с конными гренадерами?» «Идите, — отвечал он, — еще одним храбрецом будет больше».

Как я благодарен за свою смелость! Я никогда и ни о чем не просил его раньше, я слишком боялся его. Наши «старые пешие ворчуны» решительно шли к той огромной массе, которые ждали их по ту сторону ручья, который тек через дорогу и который нес воды нескольких больших болот. На мгновение мы оказались меж двух огней. Если бы враг воспользовался этим, нам пришлось бы сдаться. Не имея возможности шагать, мы по колено увязали в болоте. Но ситуацию изменить нам удалось. Егеря накинулись на испуганных баварцев, которые не могли противостоять им и секунды, и строй их был разорван. После появления кавалерии и мы. Как молния, рванули вперед, и вслед за тем последовала самая страшная резня, какую я когда-либо видел в своей жизни. Я оказался на самом краю левого фланга конных гренадеров, и я очень хотел идти с их капитаном. «Нет, — сказал он, — Вы и ваша лошадь слишком малы, вы помешает маневру».

Я был несколько уязвлен, но сдержался. Посмотрев налево, я увидел ведущую вдоль городской стены дорогу. С той стороны, где я был, Ханау окружен высокой стеной и дома из-за нее не видны. Я поскакал вперед. Появился взвод баварцев, их вел красивый офицер. Увидев, что я один, он подъехал ко мне. Я остановился. Он напал на меня и попытался проткнуть меня длинной саблей. Я парировал его удар обратной стороной своей сабли — она до сих пор хранится у меня дома. Затем я нанес удар сбоку и срезал половину его головы. Он замертво упал с коня. Я схватил уздечку его лошади и поскакал, а его взвод выстрелил в меня. Я словно ветер прилетел туда, где находился Император, со своей белой арабской лошадкой, с пышным хвостом. Заметив меня рядом с собой, Император спросил: «Итак, ты вернулся. А это что за лошадь?» «Моя, Сир (я все еще сжимал в руке саблю), ради нее мне пришлось зарубить прекрасного офицера, и мне посчастливилось это сделать, потому что он был храбрым человеком и атаковал меня». — «Теперь у вас есть хорошая лошадь, все мои экипажи готовы, и сегодня, как только дорога будет свободна, вы отправитесь во Франкфурт». — «Но проехать нельзя, вся дорога сплошь покрыта убитыми и ранеными». — «Я немедленно ее очищу». Подошедший адъютант сказал ему: «Полная победа». А потом он взял несколько понюшек табака. Это был еще один его счастливый день.