Когда мы приблизились, капитан Клинтон встал и вышел вперед, чтобы поприветствовать нас, его прекрасная фигура все еще была прямой, а глаза сияли молодостью, несмотря на его (для Эпзикофа) преклонный возраст. Для каждого у него было приветственное слово, но мне показалось, что мою руку он пожал особенно сердечным.
— Я рад, очень рад, что ты пришел, Бенедикт, — сердечно сказал он. — У меня есть для вас задание, очень важное задание, не лишенное ответственности, и я надеюсь, что вы не откажете в просьбе старику.
— Это надежда осуществится, как только станет известна ваша просьба, — ответил я. — Что касается связанной с этим ответственностью, то тот факт, что вы выбрали меня, когда все человечество с радостью служит вам, даст мне силы выполнить любую задачу, которую вы мне поставите.
— Спасибо, Бенедикт, — просто ответил капитан и, повернувшись к остальным, сказал:
— В этом счастливом мире, где абсолютная искренность является всеобщей, я имею сомнительную честь быть единственным человеком, у которого есть секрет. Как вы все знаете, я последний оставшийся в живых из экипажа "Шаха Ирана" и скоро отправлюсь к своим товарищам по кораблю. Завтра я расскажу Бенедикту историю моего последнего путешествия, историю, которая должна была храниться в секрете до тех пор, пока последний из нас не отплывет в порт приписки. Когда меня не станет, Бенедикт напишет ее, чтобы ее прочел весь мир.
Мы окружили его любящими словами и нежными поглаживаниями. Не потому, что он был самым знаменитым человеком в мире на протяжении почти ста лет, а из-за его простого благородства мы любили этого прекрасного старого морского капитана прошлых лет. Тельма, его старшая дочь, которая в тот день вместе со своим компаньоном Джоном Адером приехала из их дома в Испании, обняла отца за шею и заплакала:
— Ты не должен пока покидать нас, дорогой отец! У тебя еще есть сто лет жизни в твоем большом теле. Я верю, что ты можешь победить меня в плавании даже сейчас! — а ведь Тельма была знаменитой пловчихой.
— Это еще нужно доказать, моя дорогая, — сказал Капитан с легким смешком, наполовину веселым, наполовину грустным.
— Докажи это! Докажи это, Тельма! — закричали мы, и вскоре все мы бежали по тропинке к берегу, где окунулись в теплые воды Тихого океана.
Тельма опередила своего отца на корпус, ее белое тело мелькало в воде, как Зит из слоновой кости, рассекающий воздух. Мы продолжали резвиться в заливе, пока не померк дневной свет и не взошла большая луна.
Когда мы поднимались на холм, мой прадедушка отвел меня подальше от веселой толпы.