Ялоу решила было подстраховаться, завершив образование и получив диплом врача, но после стольких лет, имея так много важных исследований на своем счету, передумала. Чтобы сделать себе имя – самостоятельно, – нужно было покончить с более чем двадцатилетним убеждением, будто их партнерство возглавлял Берсон (сами они всегда считали друг друга равноправными).
Единственной возможностью завоевать доверие научного сообщества, решила Ялоу, было еще больше увеличить и без того головокружительный темп деятельности. Она превратила восьмидесятичасовую рабочую неделю в сточасовую и назвала свою лабораторию Исследовательской лабораторией им. Соломона А. Берсона, чтобы ее статьи – шестьдесят за следующие четыре года – по-прежнему выходили с упоминанием его имени.
Ялоу знала, что ее работа с Берсоном заслуживает Нобелевской премии, но высочайшая награда в научном мире вручается только живым, а ее коллега уже умер. Ялоу, как всегда, не оставляла надежды. Каждый год она ставила шампанское на лед и наряжалась в день объявления присужденных премий, просто на всякий случай.
Осенью 1977 г. Ялоу проснулась среди ночи и уже не смогла заснуть. Как у нее было заведено, если не спалось, она отправилась на работу. В тот день она была там в 6:45 утра. Узнав о своей победе, Ялоу кинулась домой, переоделась и к восьми утра вернулась в лабораторию. Ей присуждена Нобелевская премия, но лишь в порядке исключения; позднее для присуждения премии оба исследователя научного тандема должны быть в добром здравии.
Нобелевская премия помогла исполниться желанию, которое появилось у Розалин Ялоу в восемь лет: стать «большим ученым»[200]. На сей раз она вошла как победительница в широко распахнутые двери, а не «висела на стропилах».