Доктор Шварцман – большой любитель поболтать. Со мной он болтает о России. У него российские корни, родители, разумеется, говорили на идиш, русском, польском и литовском, у него дальние родственники в Белоруссии, он их навещал несколько лет назад. Ему показали чемодан, сложенный на случай ареста. Стоит у них с пятидесятых годов, все боятся его распаковывать. А самого Шварцмана арестовали в Польше, когда он поехал на экскурсию в Освенцим и по дороге пытался что-то сфотографировать, как оказалось, что-то не то. Его отпустили через день, но впечатления остались неизгладимыми.
– Доктор Шварцман, – сказала я ему, – здесь вы понимаете меня лучше всех. Вы понимаете, почему я хочу уехать. Помогите.
– Я постараюсь, – сказал Шварцман. – А вы не думали о Канаде или Австралии?
– Доктор Шварцман, я сейчас здесь, я очень дорого заплатила и за этот экзамен и за эту поездку. Если у меня не получится здесь, я буду думать о Канаде или Австралии.
– Ладно, – сказал Шварцман, – завтра Ханука, я иду в один дом, где может быть будет доктор Аах, он директор программы в больнице «Гора Синай». Поговорю. А ты не думала об Израиле? По закону о репатриации они обязаны тебя принять.
– Доктор Шварцман, я обязательно подумаю об Израиле. Но если вы увидете доктора Ааха, и поговорите с ним, я буду очень признательна. Я звонила в его программу и говорила с секретарем. Они хотят, чтобы оценки за экзамены были не меньше 80. У меня 79 и 81. У меня нет шансов попасть даже на собеседование. Меня отсекают на уровне секретарш. Но если с ним поговорить, может получиться. Я русская и я еврейка. У них в больнице половина пациетов – русские евреи. Я знаю, я чувствую этих людей. Я бы там подошла.
– Тогда почему бы тебе не пересдать этот экзамен?
Так это просто.
В понедельник Шварцман сказал: его там не было, но я ему позвоню. Потом он сказал: я ему звонил, его не было, но я оставил сообщение на автоответчике и дал номер твоего пейджера. Если он заинтересуется, он тебе позвонит. Через день, когда никто не позвонил, Шварцман сказал:
– Все, что я могу для тебя сделать, это дать его номер телефона, позвони сама.
И он дал мне номер секретаря. Спасибо, доктор Шварцман.
Пришло письмо от Джека из Далласа. Он ведет переговоры с секретаршей Розенблатта. Может, тот согласится за меня походатайствовать перед МАТЧем. Деньги Джеку я оставила. А, собственно, с какой стати Розенблатт будет этим заниматься?
Встретила Джеймса Смита в коридоре. Ну, что у вас с МАТЧем?
Я показала ему письмо Джека.
– Не понял, – сказал Смит, – вы что же, должны предлагать восемьдесят долларов каждому директору, с которым будете собеседовать? Не завидую. Не хотел бы я быть на вашем месте. Ни явное, ни скрытое взяточничество у нас не принято.