Я развела руками. Что я еще могу сделать?
– Знаете что, дайте мне телефон вашего далласского доктора. Можно я ему позвоню?
– Разумеется, доктор Смит.
Через пару дней я его встретила снова. Да, МАТЧ действительно хочет, чтобы кто-то из директоров программ подтвердил, что я – желательный для него кандидат. Но сам Смит этого сделать не может. У него же программа по неонатологии.
– Конечно. Понимаю…
Я стала потихоньку привыкать к мысли, что резидентура в этом году мне не светит. Дурацкий МАТЧ. Ладно, будем заниматься кардиологией.
Дней через десять после начала моего наблюдательства был очередной поликлинический прием. Для одного из больных собирались вызвать русского переводчика. Я предложила свои услуги.
– Ты сама его не смотри, – сказал Ахмади, – ты не имеешь законного права работать в этой стране.
Я поговорила с больным. Исаак приехал как беженец полгода назад. Прошел обследование в «Горе Синай». Ему предложили коронарографию. Он испугался. Решил выслушать «второе мнение» и обратился к Тейлору, нашему заведующему. Сегодня – повторная консультация.
Пришел Тейлор.
– Вы уже посмотрели больного?
– Нет, доктор Ахмади сказал…
– Посмотрите его. Не как переводчик, а как врач.
Счастье какое! Больного разрешили посмотреть.
Я терзала Исаака, наверное, час. Анамнез – тщательнейшим образом. История болезни. Пока вникала в резульаты всех тестов. Пока изучила первую запись Тейлора. Пока записала все по-английски.
– Извините, что я так долго, Исаак. Мне первый раз доверили. Я просто обязана сделать хорошо.
Докладываю Тейлору. Сначала в учебной комнате. Потом идем в смотровую. Что вы слышали в легких? В сердце? На сосудах? Что предполагаете делать?
Мне кажется, что коронарография не нужна. Бейлор согласен. Но считает нужным сделать стресс-тест. Для быстроты все назначения выполняет сам. Было бы неплохо, если бы я присутствовала на стресс-тесте. Помогла бы персоналу разговаривать с больным.
– Посмотрите, пожалуйста, мою запись. Я еще не знаю сокращений.
– И хорошо, что не знаете. Значит, можно прочитать.
Сокращения в историях болезни были моим проклятием. Я не могла прочитать ни строчки из-за непонятных значков, символов, аббревиатур.
На следующий день Шварцман сказал:
– Доктор Тейлор даст тебе рекомендательное письмо. Ты вчера представляла ему больного. Он сказал, что это была очень хорошая работа.
Я стала приставать к нашему клиническому ординатору (наполовину японец, наполовину бразилец, знает японский, английский, испанский и португальский):
– Крис, дай мне больного.
Клинический ординатор – промежуточное звено между старшим врачом и курсантами. Он получает все заявки на кардиологические консультации по больнице и распределяет их между нами. А мне не дает. По утрам, когда все расходятся смотреть больных, мне нечего делать. Я беру истории болезни и начинаю дешифровку. У меня уже собственный словарь сокращений, и я что-то начинаю понимать.