Менеджер ругался. Кто такая Майя? Откуда она взялась? Почему такая срочность? А раньше она не могла побеспокоиться о своем экзамене? А если завтра она исчезнет с деньгами и никогда не появится?
– Это мое дело. И моя личная просьба. Если Майя завтра исчезнет, я отвечаю своими личными деньгами. Если ты считаешь, что мы за это время потеряем какие-то проценты, которые набежали бы в банке, я отдам тебе с процентами.
Так они препирались полчаса. Потом чек был выписан.
– Майя, беги, опоздаешь на автобус. Сволочная жизнь. Извини, что я об этом говорю, но ведь тебе бы сейчас никто денег не дал. Ни Иосиф, ни Тамара. Удачи тебе!
– Спасибо, Оля.
В три часа ночи автобус делает сорокаминутную остановку где-то в Пенсильвании. Забираюсь в пустой ресторан автовокзала. Перечитать все инструкции. Заполнить формы. Проверить. Еще раз прочитать. Запечатать. Утром заявление и деньги отправлены в Нью-Йорк. И, разумеется, другой чек – Оле.
Надо ждать до весны
Шварцман распрашивает меня о собеседовании. Как оно прошло?
Ничего не могу сказать. Все были так любезны. Эти люди, которые проводят собеседования, всегда так любезны. И ты совершенно не можешь понять, нравишься ты им или нет. Разве трудно поговорить с любым человеком так, чтобы он остался доволен разговором? Это – часть врачебной профессии. Спасибо за письма, которые вы с доктором Тейлором написали.
В этот момент мимо проходит Тейлор. Видимо, уловил свое имя. И обошел нас на максимальном удалении и с максимально возможной скоростью. Не хотел нечаянно услышать, что мы про него говорим. Позже я подошла к нему.
– Доктор Тейлор, вы написали такое хорошее письмо. Спасибо!
– Надеюсь, оно поможет, – буркнул он и убежал.
Работать с ним было, конечно, легче, чем с Ахмади. Как-то я показывала ему больного, и не заметила увеличенную щитовидную железу. Тейлор её заметил. Больной жаловался на одышку. Может, это зоб вызывает сдавление дыхательных путей? Как проверить?
Мы начали наперегонки придумывать способы. Набралось штук пять. Мимо проходил эндокринолог.
– А вот мы сейчас у него спросим.
Все наши предложения были поочередно раскритикованы, делать надо было по-другому и мы смеялись, глядя друг на друга.
Но и с Тейлором не все было так просто. Он не забывал, что я врач с десятилетним стажем. И очень старался не уронить мой авторитет в глазах группы. А я далеко не всегда ему помогала. Годы деградации – они даром не проходят. Сколько всего я успела перезабывать! Такая, скажем, элементарная вещь, как то, чем образованы контуры тени сердца на рентгенограммах. У студентов это отлетает от зубов. А я не помню.