Молящий взгляд, выражение сочувствия, срывающийся голос — это и есть выстроенные на моём пути препятствия.
Это точно тот Рифат, которого я знаю? Просто у меня складывается впечатление, что его подменили.
— Что с тобой? Что вдруг изменилось? Ещё вчера я не могла спокойно спуститься со второго этажа на первый, чтобы тебе об этом не сообщили твои люди, — делая акцент на последних словах, я изображаю в воздухе жест, обозначающий кавычки, — а теперь ты разрешаешь мне развеяться в одиночку? Поехать на машине? Ответь, пожалуйста, где во всём этом мне нужно искать подвох?
Попаданием в самое яблочко я каким-то образом задела Рифата, судя по его побагровевшему лицу и стыдливо бегающим зрачкам. У меня словно получилось поставить его в неловкое положение, что само по себе уже чудо.
Рифат двумя шагами сокращает между нами дистанцию до минимума. Он подхватывает обе мои ладони в свои руки, пальцы перебирает и в лицо пристально заглядывает. Вздыхает глубоко и смотрит на меня так, как если бы к нему пришло просветление, но осознание оказалось таким непостижимым, что проще не проникать в его суть.
— Нигде. Никакого подвоха нет, — мягко отвечает, чем сеет недоверие. Он вздёргивает уголки губ вверх, но на улыбку это мало похоже. — Просто я понял, что отношусь к тебе слишком требовательно. Я слишком жесток в своих желаниях, требуя от тебя невозможного, и так можно продолжать до бесконечности. Но если коротко, то с этого дня ты можешь делать, что пожелаешь. Ездить куда пожелаешь, общаться с кем пожелаешь. Больше никаких рамок и ограничений. Отныне я не стану ущемлять тебя в свободе.
Меня охватывает парализующий шок.
Услышать такого рода заявление от Рифата — всё равно, что прослушать несмешной анекдот, а поверить в сказанное — это как с перевязанными глазами пробежаться по минному полю — лучше не пробовать. Один неосторожный шаг — и разлетишься в щепки.
— Как я могу тебе верить?
— Обещаю, в скором времени я заслужу твоё доверие. Ты сама почувствуешь разницу, ты увидишь её, любовь моя, — заискивающе проговаривает, поглаживает меня по волосам. От такой токсичной нежности меня передёргивает нервная судорога. — Ты ведь не узница. Ты теперь моя невеста, а моя женщина не должна изображать счастье на публику. Она на деле должна быть счастлива и заражать своим счастьем как меня, так и всех окружающих. Ты согласна со мной?
Должно быть, у меня на лбу огромными буквами написано: нет! Такие не меняются. Таким нет веры! Бежать! Мне надо бежать и поскорее!
— Да, Рифат. Согласна, — тем не менее мямлю я, проглатывая слова.