— Лететь три часа, чтобы побыть вместе пол? — хотелось его задеть самым острым шипом, только она не понимала, что приносит наибольшую боль, потому била наугад. — Скорострел ты, Зайкин. Зачем так разочаровывать девушку?
Карина старалась выглядеть ироничной и сильной, но, когда взгляды Варданяна и Настены сошлись на ней, осознала, что звучит жалко. Синие глаза тоже смотрели с непониманием. Персиковые губы быстро превратились в ухмылку. И голос зазвучал с легким ехидством.
— С чего ты взяла, что я ее разочаровал?
Девушка привычно закатила глаза и развернулась лицом к залу, в душе закипая. Как раз подошла молодая пара за маффинами. Валя уже снабдила их кофе. Пока Карина обслуживала покупателей, все трое молчали. Зайкин никак не мог стереть до конца поцелуи Лины, плотно прижимал салфетку к губам и тер до покраснения. Тягучая неловкость оседала на коже и щипала глаза. Варданян с Настеной, словно синхронизированные, одинаково тупили взгляды в пол.
— Заработались? — усмехнулась Игнатьева, таща к лавке Гогу.
Тот внимательно вглядывался в экранчик фотоаппарата и кривил рот. Сиран шагала за ними, вежливо улыбаясь. Взгляд приковала к Настене, изучала, анализировала. Та не знала, куда деться от приставучих трюфельных глаз, ежилась и старалась уйти вглубь избы.
— А мы пока прогулялись. Наелись индийских гулабов джамунов, — рассказала Сиран, наконец, отведя внимание от Настены на своего парня. — Я тебе тоже взяла. Помню, как ты в Индии на них нападал.
Варданян улыбнулся и неловко переставил ногу, чуть не упав, но удержался за друга.
— О, я тоже обожаю эти штуки, — воскликнул Зайкин. — Я их даже пытался готовить. Получилось жирно и приторно.
Антиулыбка потянула щеки вниз, выпятив скулы.
— Хочешь? — радушно предложила девушка, протянув руку с прозрачным пакетом, в котором свалились кучкой облепленные маслом коричневатые шарики.
— Хочу.
Зайкин залез в пакет длинными пальцами, которые тянулись к лакомству, как хищные щупальца, и сразу съел захваченный гулаб джамун.
— Мм, — протянул он довольно, озираясь по сторонам. — Так нежно.
Все на него смотрели несколько неловких секунд, пока Гога не воскликнул:
— А, давайте, сфоткаемся на фоне избушки?
Маленькие глаза резко расширились. Лицо озарилось идеей. Все вышли из избы и встали кучей у витрины. Гога фотографировал с разных ракурсов, заставляя всех то улыбаться, то смотреть по-деловому. Зайкин его не слушался и всегда портил кадр своими кривляниями. На серьезных фото, наоборот, принимал смешную позу и гримасничал, на веселых — выставлял себя излишне суровым.