Нам надо было победить, а противостояли мы всему миру, не меньше.
— Пока ты на моем попечении, никакого секса. Никаких прикосновений. Я останусь с тобой. Сожгу для тебя этот проклятый мир. Но у меня будут связаны руки, если о нас узнают. Поэтому…
— Надолго?
— Пока не закончится год.
Катя попятилась.
— Пять месяцев?! А если я буду плохо себя вести?
— Больше никаких наказаний. Я прикреплю тебя к другому преподавателю.
— Ты сойдешь с ума от ревности.
— Будет нелегко. Это будут самые долгие пять месяцев.
— Нет. Мы закончим с тобой здесь. Сейчас. Ты принял решение, но забыл, что мое будущее уже расписано. Завтра наш последний день. Я тоже имею право решать.
Я никому не отдам ее. Она принадлежала мне. Но сейчас убеждать ее нет смысла. Пусть думает, как хочет.
Нужно закончить учебный года без проблем. Возможно, ее злость и обида на меня поможет нам сохранить дистанцию.
— Я принимаю твое решение.
Катя выглядела потрясенной. Она явно действовала наугад, надеясь надавить на меня, манипулировать, но не ожидала, что я так быстро соглашусь.
— Ты собираешься трахнуть меня на прощание?
— Нет, Катя. Я хочу показать тебе, как много ты значишь для меня. Чтобы воспоминаний тебе хватило на все пять месяцев.
Она вскочила с постели, но я затащил ее назад.
Она боролась со мной, но мне было все равно. Это наша последняя ночь, и если мы не проведем ее вместе, то оба будем жалеть об этом.
Поэтому я поцеловал ее, просунул руку между ног и убедился, что она готова принять меня. Катя больше не сопротивлялась, растворяясь в моих руках.
Без слов ее губы признались в страхе перед расставанием.
С каждым движением члена и поползновением языка мы переходили от гнева к преданности, от безрассудства к обожанию. Мы трахались, пока больше не могли пошевелиться.
Через несколько часов я лежал в поту и смотрел в потолок. Если бы обстоятельства сложились по-другому, я бы не позволил ей лечь спать расстроенной, но я тщательно спланировал свои действия. Мне просто нужно было время.
Я осторожно выскользнул из постели, не разбудив ее, и закрыл дверь на пути к выходу.
На кухне я позвонил единственному оставшемуся другу.
— Уже поздно, — сказал Алекс в знак приветствия.
— Слишком поздно для разговора со мной?
— Хм, — по телефону раздался шорох. — Звучит серьезно. Я слушаю.
Я во всем признался. Мне не было жаль. Я не раскаивался и не стыдился временем, проведенным со Снежиной.
Я сказал ему, что мы стали близки.
— Надеюсь, ты не стал ей сразу показывать весь свой арсенал умений?
— У меня нет желания причинить ей боль. Я слишком ее обожаю.