На время уборки клетки волка вывели в сад и посадили на цепь. И снова ему удалось вырваться на волю. Но на сей раз весь сад покрыт пушистым снежным одеялом. Какой восторг! Наш волк пропахивает носом в снегу длинные канавки, катается с боку на бок, хватает снег зубами, набивает им полный рот, носится галопом по кругу! Лыжник, которому из-за недельной оттепели пришлось бессмысленно проторчать в горной лачуге, не мог бы больше обрадоваться внезапному снегу, чем Чингис. Это ведь к тому же его первый в жизни снег! Теперь я смог убедиться в том, что мои труды не пропали даром: на мой зов Чингис немедленно перестает носиться по саду, подбегает ко мне, садится, подает лапу и разрешает пристегнуть к ошейнику поводок. Вот так. Это не то, что тогдашняя моя ночная погоня за волком! Даже вспоминать неприятно!
Живущая на воле стая волков способна за ночь играючи пробежать от пятидесяти до восьмидесяти километров. Я осознаю свою вину перед Чингисом за то, что не могу предоставить ему возможность как следует побегать. Ему приходится все время, словно какой-нибудь болонке, гулять на поводке. А мне хочется, чтобы ему у нас жилось лучше, чем его сородичам в зоопарке. Самым полезным делом для него была бы пробежка за велосипедом, но сейчас ведь зима. (Между прочим, и для собак это чрезвычайно полезно, хотя многие, кто видит бегущих за велосипедом собак, высказывают им всяческое сочувствие, а то и начинают громко возмущаться, понося «бесчувственного» хозяина.) Так что ничего не поделаешь — придется мне самому начать бегать рысцой. Поначалу волк пускается вскачь и озорными прыжками тянет меня за собой на длинном поводке, потом бежит медленней, потом немного отстает и заставляет себя почти тянуть. Первые дни наш бег на длинной дистанции длится не более четверти часа, но постепенно я все дольше и дольше не выдыхаюсь и вскоре совершаю уже довольно приличные пробежки. Как же благотворно может отражаться выгуливание волка на собственных легких!
Во время прогулки на пути попадается ужасно много такого, что следует хорошенько изучить и осмотреть со всех сторон. Каждый припаркованный автомобиль надо быстренько обежать и обнюхать, в пустые грузовики Чингис забирается даже внутрь, чтобы их тщательно обследовать. Теперь он перестал останавливаться и выть во время прогулок. Вероятно, потому, что больше не чувствует себя одиноко в моем обществе.
Но зато все чаще на него в квартире нападает безудержное веселье. То он схватит детский пуловер и вызывающе смотрит на меня, приглашая за ним побегать, чтобы отнять. Но Чингис теперь ведь уже умный волк, и, как только я начинаю ругаться, он тотчас же роняет свою «добычу» на пол. Потом он с задранным от восторга хвостом прыгает вокруг стола и «смеется». Уж очень ему хочется поиграть со мной в «пятнашки». То и дело он норовит схватить что-нибудь недозволенное: скатерть, хлебницу, салфетку, грелку для чайника — и смотрит вопросительно на меня. Он все больше входит в раж, и вот уже из скатерти вырван клок, а ковер вместе со стоящим на нем тяжеленным столом совершенно сдвинут вбок.