Слава богу, очереди нет. Честно говоря, я на грани.
Быстро покупаю мазь и обезболивающее, на последнее не скуплюсь.
Моя новоиспеченная Тень за спиной неотрывно следит за каждым движением. Так собаки ходят за тобой, если знают, что еду можешь подкинуть.
Он решает, что сразу выйдем из аптеки и дверь мне открывает, но я подхожу к столику с рекламой и тонометром.
Ищу зеркальце, раскручиваю тюбик, наношу прямо грязными руками. Он потом выхватывает у меня мазь, чтобы закрыть. Пока я пью таблетку.
— Сейчас пойдем, — говорю ему.
Хочу передышку небольшую. Он выходит на улицу подождать, а может, он вообще не вернется никогда.
Рассматриваю себя в зеркальце — это атас, конечно.
Покидаю аптеку в расстроенных чувствах, не то слово. От отчаяния прилив сил неожиданный.
А может придумаю все-таки что-то? Как-то склею все, Васе обьясню. И не уеду из Васильков. Найду укромное место, где жить-куковать. Загродский не будет меня искать по всему поселку. Он растягивать любит, подождет пока опять не предоставится возможность меня в угол загнать.
Кулаков, оказывается, машину подогнал к аптеке. Торчит у капота, курит.
— Сядь в тачку, пожалуйста.
Смотрит как-то мимо меня. Вообще не знаю, что ждать дальше. Он явно предугадывал, что вскроет нечто коварное в ситуации с деньгами. Мол, промышляю чем-то. Может быть, даже врагов его обслуживаю. Эх, Кулаков.
— Дай затянуться, — прошу его.
Прислоняется к капоту. Удивлен, но сигарету протягивает. Затягиваюсь два раза, самое оно.
Когда возвращаю, он ее выкидывает и меня к себе притягивает. Будто наконец-то решился.
Целует прерывисто: останавливается, смотрит и снова глубоко в рот проникает. Я неуверенно обнимаю его ладонями за лицо через некоторое время.
Тогда Кулак охватывает рукой всю мою голову, и поцелуй переходит все мыслимые границы для нахождения на улицы. Но нас вряд ли кто увидит из-за его хватки.
Дышим друг в друга, скрытые его руками от улицы и неба, как в убежище.
— Я не буду трахарем, поняла? Я не парниша тебе для перепихона. Ты меня на полную идиотом выставила.
— Ничего подобного, — возмущаюсь, а он носом об меня трется. — Мне баннер повесить надо было обо всем?
— Не спорь, ну ты. Ты оскорбила меня, вот как ты любишь говорить. Неуж не понимаешь?
— Вася, — пыхчу я, — да у меня и в мыслях такого не было. Боже, я не хотела тебя обидеть. Чем? Что я такого сделала?
— Дурочку не строй. Упрямство твое обезбашенное. Это людей в могилы сводит, Алиса.
— Не говори так, — шепчу.
— Что не говори так? Зачем ты деньги оборвышу еще даешь? Если у самой не было.
— Хватит называть его так! Я ему помогу, вот увидишь.