— Ты себе помоги сначала. Ты уже помогла, блядь, ему, когда упала и лицо разбила. Он еще отвечать за это должен.
Совесть мучает, острыми зубцами пилы царапает прямо по гортани. И синяк на скуле дергается.
Он замечает: явно что-то не так, но понимает все по-своему.
— Не хочу грустную мордашку видеть и не буду. Давай, придем после совещания и все расскажешь мне. Прям вот все.
— Но инспекция после совещания!
— Инспекция, — цедит он, — посидит до завтра. За мой счет.
— Ты не злишься на меня больше? — не выдерживаю. Ненавижу ссориться.
Губами прижимается, а потом аккуратно упирается лбом в переносицу мою.
— Потом скажу. Когда все узнаю. Я понял, что ничего о тебе не знаю. Ты слышала, что сказал я? Я тебе не трахарь.
— А кто? — шепчу.
— А то. Вот расскажешь, то и узнаем.
Как-то выдерживаю этот удар. Сердце впору ученым изучать. Новый элемент из таблицы Мендеелева.
Думала, хоть скажет «парень твой» или «мужик твой».
Зачем смотрит глазами такими теперь всегда? Будто мы с ним связанные крепче некуда.
Впечатлительная я. И с оптимизмом всегда перебор был.
— Погнали на совещание блядское, а потом телефон тебе купить.
Я неуверенно улыбаюсь, залазя в Куллинан. Тоскливо, но что я поделать могу? Кулаков, наверно, ни с кем отношения не заводит. Он неожиданно страстный… в межличностном контакте. Может, ходок по женщинам: быстро распаляется, быстро угасает.
Васильки такие забавные из его массивной помпезной тачки. Я рассматриваю все, как в первый раз. Васе нравится наблюдать за моим весельем.
Но потом он заворачивает к Гостинице, а не к Дому Культуры. У меня такая паника начинается, страх волной к горлу подкатывает, что все летит к чертям.
— Я забегу доки… Что такое?
— Хорошо. Только недолго.
— Нет, не хорошо, — ударяет он по рулю. — Ты немедленно ответишь. Я не слепой!
Кулаком словно молотом заряжает. Руль крепкий, добротный, а вот мое сердце трещинами расползается.
— Воспоминание плохое, — задушено говорю, — очень плохое. Разнервничалась.
Дверь мою он открывает в ледяном бешенстве.
— Пойдем, свежим воздухом подышешь.
Выхожу из машины, замедленные движения саму раздражают. Смотрю вокруг: обычный день, обычные люди, цвета… такие яркие.
Загродский уже уехал. Успокаиваю себя, повторяю мысленно, как заклинание.
— Я пройдусь чуть с тобой, а потом вернусь, — смело говорю Васе, хотя внутри все колошматится. В ладонь он мне впечатывает ключ от машины.
Плечом к плечу пересекаем парковку и прогулочным шагом заворачиваем к Гостинице. Слава богу, на крыльце Егор появляется, а значит, появился шанс отвлечься на разговор с ним.