А потом случилась революция. Февральская. В которой он был одним из организаторов заговора.
Его цель была проста.
Строго говоря никакой революции, он и не собирался проводить. Пытаясь добиться от политически недееспособного Николая II отречения в пользу сына под регентством брата. Но в этом деле участвовал не только Гучков и, как следствие, что-то пошло не так. Совсем.
Так что он получил серию фиаско.
Все-таки, хоть Гучков и был хулиганом, но являлся человеком системы и в условиях хаоса нормально работать не мог. Поэтому он и провалился, сначала как заговорщик, потом как военный министр заговорщиков, ну и, наконец, как дипломат «не понятно кого». Плюнул на все. Ушел в эмиграцию. И оттуда долгое время поддерживал… Троцкого.
Что было чудно для многих.
Тем более, что Троцкий многие годы критиковал Гучкова выступая на ниве публицистики.
Но Александр Иванович его все равно поддерживал. Почему? Так все просто. Он был по своим убеждениям бонапартистом. И видел спасение России только через приход сильного лидера, каковым он и считал Троцкого. В моменте. Кстати, Лев Давыдович это ценил, несмотря на публичную критику, и активно сотрудничал с Гучковым. Активно пользуясь его связями в финансовых и промышленных кругах Европы. А в 1923 году пригласил его даже в Советский Союз на почетную должность.
Но тогда дела не сложились.
А потом Троцкий ослаб и усилились позиции Сталина. Из-за чего Гучков едва не отчаялся, ожидая лишь военного переворота, как единственного пути спасения России.
И тут на горизонте появился Фрунзе, который в силу своих поступков импонировал ему намного больше. Все-таки Троцкий, несмотря на замашки типичного «наполеончика» и жажду диктаторских полномочий был слишком специфической личность. Скорее даже феерической.
Так что вот уже более года они с Михаилом Васильевичем находились в переписке. А сам Гучков волей-неволей превратился в агента влияния Михаила Васильевича в эмигрантской среде. Не явного. Потому что никаких приказов тот ему не отдавал и ничего не поручал. Да и как такому человеку можно что-то приказывать? С его-то бешенной энергией ему можно было только указывать путь. Колею он сам проложит и себе, и другим. Они просто беседовали через письма, чего вполне хватало.
Александр Михайлович смотрел на Гучкова и не немного пугался. Таким же возбужденным и взвинченным он видел его только в начале 1917 года, когда было уже все решено с Николаем II. А тут… Фрунзе… он был словно одержим этим внуком молдавского крепостного крестьянина. Он для него стал некой идеей фикс. Новым Наполеоном. Тем самым, которого он столько ждал и видел в любом мало-мальски сильном лидере.