Они оттолкали тележку в сторону, убрали выпавшие коробки. Сдержанно подвывая, в ворота кормой вперёд вплыл танк. Механик вёл машину крайне аккуратно, будто не по заводскому двору, а по цветнику пробирался. Лагунов побежал к платформе, вскарабкался на сцепку и начал руководить маневрами.
Суркис тоже надумал помогать. Забегал то справа, то слева, что-то кричал, размахивал руками – словом, как всякий гражданский только мешал. Полковник терпел эту суету минуты две, а потом прогнал Рудольфа Борисовича прочь. Сказать по совести, не совсем культурно. Учёный в своём Ленинграде таких выражений, поди, и не слыхивал.
Когда они наконец закрыли замок сцепки, хлынул дождь.
* * *
Танк медленно плыл над бетонкой. Лагунов приказал держать скорость не выше двенадцати километров в час, и Галеев выполнял распоряжение безукоризненно. Сам полковник сидел сейчас на броне, напряженно озирая окрестности. Дождь чертовски мешал, заливал стёкла противогаза, поэтому Дмитрий наплевал на безопасность и снял маску.
Обиженный грубостью полковника Суркис забрался в маленькую кабинку, примостившуюся на левой скуле платформы, и чем-то там занимался. Наверное, опять баловался с монеткой. Алевтина Игнатьевна и Саша Донских сидели в танке. Крылова за время погрузки успела наведаться в административный корпус завода, притащила оттуда несколько толстенных папок, и сейчас взмыленный старшина выполнял для нее некие чрезвычайно важные расчёты. Выведенные наружу «лягушки» вычислителя похрюкивали с пулемётной скоростью, сбрасывая отработанный воздух.
Дождь понемногу слабел, гроза сваливалась к северу. И когда вновь громыхнуло, звук показался Лагунову необычным. Слишком сухой, тихий и… близкий, что ли? На гром это совсем не походило. Дмитрий закрутил головой.
Дымная полоса скользнула с неба, появившись ниоткуда. Упёрлась в заднее колесо платформы и лопнула огненным шаром, мгновенно превратившимся в чёрную кляксу из чада и гари. Полетели ошмётки резины. Второй дымный вектор возник практически сразу за первым. Удлинился, клюнул в землю рядом с местом первого взрыва. Ещё одно колесо перестало существовать. Платформа накренилась, вильнула.
– Галеев, стой! – заорал Дмитрий в ларингофон.
Танк остановился сразу, но тяжелая платформа, прежде чем замереть, по инерции проехала еще пару метров, толкая его перед собой. А остановившись, сразу осела на корму. Издав душераздирающий скрежет, контейнер сдвинулся с места.
Дверца маленькой кабинки, расположенной на платформе, с треском распахнулась. Пушечным ядром из нее вылетел Суркис, стремглав бросился к танку, сорвал с креплений лом и помчался назад. Сунул лом под платформу рядом с уничтоженным задним колесом, присел, уперся в получившийся рычаг плечом и со сдавленным ревом, больше похожим на стон, начал вставать.