Черный венок (Романова) - страница 146

– Ну что за бред? – вслух сказал он сам себе. И для большего эффекта резко тряхнул головой. – Кажется, я сдаю. Завтра останусь дома.

За последнее десятилетие Борис перенес пять микроинфарктов. Врачи хором советовали ему осторожничать и одному далеко в лес не уходить.

Лесник спустил с плеч рюкзак. Он четверть века ухаживает за лесом и не должен позволить, чтобы тряпка висела тут, на ветке, медленно разлагаясь. До обеда можно как раз успеть завернуть на свалку. Черт, и чем же все-таки так пахнет? Никогда в жизни такого манящего запаха не чувствовал… Не показать ли лоскут Нине, жене? Уж та-то разберется…

Наверное, это была последняя трезвая мысль, запомнившаяся Борису.

А потом он протянул руку, резко сорвал ткань с ветки и – больше ничего толком не запомнил, не мог бы точно рассказать, что именно с ним произошло, хоть вроде бы и находился все время в сознании. Нечто вдруг опрокинуло его на землю, с вершины ближайшей ели сорвался какой-то темный предмет, и правое плечо вдруг пронзила такая боль, что он даже не смог закричать, – дыхание ватным комком застряло в горле. Выпучив глаза и сжав зубы, мужчина перекатился на бок и вдруг увидел чуть поодаль оторванную человеческую руку, из которой сочилась темная кровь. И не сразу понял, что видит собственную руку.

Борис не знал, сколько времени прошло. Он скулил, стонал, рычал, плакал, пытался кричать, но каждое напряжение голосовых связок оборачивалось новым фонтаном боли. Иногда ему удавалось впасть в добровольное подобие комы: сознание оставалось при нем, но все внешние ощущения – звуки, запахи и даже боль – словно почтительно присели в реверансе чуть поодаль, ожидая, когда раненый придет в себя, чтобы накинуться и терзать его с новой силой. Настал час, когда Борис начал молиться о смерти, – та вдруг стала казаться спасительной.

И вот тогда раздались голоса. Сначала Борис решил, что галлюцинирует, – сквозь приоткрытые веки он пытался опереться взглядом на лица тех, кому голоса принадлежали, но ничего не находил, над ним лишь раскачивались тревожимые ветром темные еловые ветви.

Незнакомые голоса слышались ему словно издалека. Один был мужским, другой – женским.

– Перетащим его к Ладе, – говорил мужчина, – та его вытянет.

– Боюсь, старик слишком долго здесь пролежал, – вздыхала женщина. – Много крови потерял. Не дойдет.

– Я перекрою, – отвечал мужчина. – А ты мне помоги, подставь спину. Раненый не должен быть тяжелым, смотри, сухопарый какой.

– А рука? Оставим ее здесь?

– Нет, – помедлив, решил мужчина, – заберем с собой. Она мне пригодится. И надо повесить обратно холст.