– Ты хочешь сказать, что я первая? – решилась она спросить, поддавшись наитию.
Обернулась и подошла ближе, всего на два шага, больше не было места, и оказалась рядом с нависшим над ней великаном, который бормотал что-то невнятное.
– Скажи, что это так, – попросила девушка, – обмани меня.
– Просто я…
– Тогда помолчи.
Эмма прижалась к его груди, попыталась обнять. Не хватало рук. Вдохнула запах пота, скопившийся за целый день: кисловатый, крепкий. Противный? Пока еще непонятно, может быть все, что угодно. Антонио положил руки ей на спину. Эмма замерла, вся сжалась. Она ничего не почувствовала! Никакого влечения. Почему? Чего недостает? Он стиснул ее затылок, плотнее прижал к своей груди. Эмма ощущала, как ее волосы цепляются за его мозоли. Что с ней такое? Будь то Далмау, она бы уже отметила, как из лона сочится влага, а теперь… Далмау! Он ее держит, она все еще в плену у этой первой любви. Она отклонялась назад, пока не увидела подбородок Антонио. «Поцелуй меня», – попросила.
Она первая решилась просунуть язык после того, как они долго терлись губами. Антонио свой язык прячет? Поджал его? Быть того не может! Она рассмеялась гортанно, не разжимая губ, пошарила у него во рту, нашла, надавила, оросила своей слюной, тогда он расслабился, вступил в игру и наконец просунул ей в рот весь свой язычище.
– Грубиян! – Эмма отстранилась, закашлялась.
– Прости.
– Ты не умеешь целоваться?
– Не умею.
Эмма засомневалась:
– А… остальное?
– Это умею.
Она не сразу поняла: проститутки предпочитают не целоваться.
– А. Но ты здоровый? Чистый?
– Да, – заверил Антонио. – Я всегда очень осторожен. Меня отец научил. Хочешь посмотреть? – Он ткнул пальцем в ширинку.
– Нет-нет-нет! Ладно, – поправилась она, – думаю, я его все-таки увижу, а? Придется, – добавила она словно бы про себя.
Снова подставила ему губы. Антонио действовал уже не с таким напором. Положил руки ей на талию, весь погрузился в этот поцелуй. Эмма слышала его учащенное дыхание. Это ее возбудило, она вонзила ему в спину ногти, один сломался. Парень будто бы весь железный! Эмма почувствовала непреодолимое желание увидеть его торс, живот, спину; стала расстегивать на нем рубашку. Антонио продолжал взасос целовать ее. Эмма отстранилась, как могла, стянула с него рубашку. Мускулы скрывались под курчавыми волосами, сливались с множеством шрамов, некоторые – простые отметины, а два пересекали всю грудь. Она провела пальцем по рубцу, по краям его виднелись следы швов, которыми стягивали рану. Антонио смотрел, прерывисто дыша. Эмма прижалась щекой к этому обнаженному торсу. «Ты как бык, – прошептала. – Мой бычок».