Эмма подготовила речь с помощью и при долготерпении Антонио, который раз за разом выслушивал ее. Теперь все стерлось из памяти. Не осталось ни единого слова… Эмма беспокойно заерзала на стуле. Ораторы кричали в полную силу, чтобы их услышали в таком громадном пространстве, и это ее отвлекало. Аплодисменты, приветственные крики; выступающий на трибуне потрясает сжатым кулаком; похоже, закончил речь. Когда ее черед? Был бы хоть Антонио рядом… Эмма обернулась, стала искать его глазами, но не нашла. Взглянула на дверь, ведущую в загон. Туда можно улизнуть.
Ее выкликнули. Она поднялась на трибуну. «Товарищ учительница!» – представили толпе. Люди зааплодировали. Эмма несколько мгновений колебалась. Огляделась вокруг. Люди ждали. На этой арене во время корриды, если устанавливалась тишина, можно было слышать, как по песку шуршат копыта нападающего быка. Сейчас Эмма услышала, как кто-то кашлянул.
– Моего отца замучили в Монжуике!
Не нужно было кричать, как предыдущие ораторы. Тот самый шелест песка под копытами разъяренного зверя. Люди встали все как один и аплодировали стоя.
Приветственные крики и память об отце вдохновили ее. Она вспомнила свою речь и прокричала ее над толпой. Правительство до сих пор не признает, что заключенных пытали. Церковь, наследуя инквизиции, морально оправдывает беспредел. Как можно утверждать, будто заключенных не пытали? Она сама, девчонкой, видела следы пыток и в страхе отшатнулась от изувеченного отца. Люди слушали эту исповедь затаив дыхание. «Я больше никогда не видела его». Эмма умолкла, голос прервался, больше было не вымолвить ни слова, и она расплакалась прямо на трибуне, перед толпой. Да, ее осиротил этот несправедливый процесс! Сначала она пыталась сдержать слезы, но потом, стиснув зубы, выпрямилась, не скрывая горя. Единодушный рев вырвался разом из пятнадцати тысяч глоток и устремился в небеса.
– Пусть вас услышат в замке! – взвизгнул кто-то из республиканских лидеров, одной рукой обнимая Эмму, а другой показывая на гору Монжуик, которая высилась на другой оконечности побережья.
– «„Товарищ учительница“ воспламенила собравшихся. – Старик в таверне, расположенной неподалеку от стройки, где работал Антонио и где они с Эммой договорились позавтракать, читал газету вслух для всех посетителей. – Сирота, потерявшая отца-анархиста, несправедливо приговоренного во время процесса в Монжуике, захватила присутствующих потрясающе эмоциональной речью, завершив которую не смогла сдержать слез…»
Эмма и Антонио с нежностью взглянули друг на друга поверх стола, за которым сидели вместе с прочими людьми со стройки; одни уходили, другие присаживались, и мало кто не бросал заинтересованный взгляд на женщину, пришедшую вместе с каменщиком.