Она располагалась за доками, эта жалкая таверна, куда с улицы Сида вел полутемный крытый проход. Внутри стойка, столики, крохотная сцена, где старые, третьеразрядные артисты пытались привлечь внимание публики, но та больше склонялась к запрещенной карточной игре, которая велась в одном из углов заведения; к женщинам, порхавшим от столика к столику в поисках клиента, готового раскошелиться; или к беседе, или к выпивке. Так что музыка представляла собой не более чем адский грохот, который приходится перекрикивать. В Барселоне было полно таких заведений, где секс, азартные игры и алкоголь, если не морфин и опиум, угрожали благополучию семей и нравственному здоровью народа, порождая преступность и пороки; власти о них знали и осуждали, однако ничего не могли поделать.
Где-то перед рассветом туда заявилась компания молодых богатеев во фраках, то есть с концерта, из театра или с какого-то праздника, чтобы в злачном месте завершить ночь. Далмау бросил на молодчиков взгляд, и ему показалось, что они пересмеиваются. Кто-то даже указал на него пальцем.
Он сидел в пестрой компании: трое безработных мастеровых, радикалов, возможно, подумал Далмау, и анархистов; сумасшедшая, наверняка знавшая лучшие времена; представляясь, она каждый раз называла другое имя; и двое неудачников из богемы: бедные как церковные крысы, они тем не менее были способны рассуждать на любую тему, что порождало такие дискуссии с анархистами, что проститутки, случайно подходившие к их столику, в страхе разбегались. Ряд пустых бутылок из-под крепкого, большей частью заказанных за счет Далмау, красноречиво говорил о том, сколько они уже успели выпить.
Далмау наблюдал за буржуйчиками. Смех, шуточки, бесстыжие, полные презрения к нему, судя по жестам, которые молодчики и не пытались скрыть. Далмау ловил на себе их взгляды, и гнев разгорался в нем. Один, совсем мальчишка, с пушком на подбородке и на верхней губе, даже поднял стакан, будто чокаясь с ним издалека.
– Идете со мной? – спросил Далмау собутыльников.
– Куда? – спросил один из анархистов.
– Устроить взбучку этой шайке пидоров.
Мастеровые вскочили из-за стола еще раньше, чем Далмау. Женщина пронзительно завизжала и присоединилась к ним. Остальные двое не осмелились покинуть свои места. Вчетвером, не считая женщины, они направились к буржуям, которых было семь или восемь. Не задавая вопросов, не бросая вызов, не изрыгая брань, мастеровые набросились на буржуев совершенно безмолвно. Далмау последовал их примеру.
Молодые франты дали отпор. Они не были так пьяны, как Далмау и его спутники, чей кураж сошел на нет, как только их неловкие, неуклюжие выпады показали всю нелепость и неуместность атаки.