С миской или без нее, тушеное мясо вышло на славу. Далмау ел, поддерживал разговор с доном Мануэлем и терпел молчание или приглушенный шепот доньи Селии, иногда более выразительные, чем речи ее супруга, настолько яркой и очевидной была ненависть этой женщины. В беглом, полном отвращения взгляде, каким она, нимало не таясь, окидывала его одежду, недвусмысленно отражалось все, что она думает о нем, о его происхождении, о его семье. Язвительные комментарии, на какие она не скупилась при малейшей возможности, ставили под сомнение его культурный кругозор, к несчастью и в самом деле не такой уж широкий во всем, что не касалось керамики, рисунка и связанных с ними видов искусства.
– Вы владеете каким-нибудь инструментом, Далмау? – спросила она однажды, когда застольная беседа коснулась новой программы театра «Лисео». – Музыкальным, я имею в виду, – добавила она, чтобы уж сразить наповал.
Далмау на несколько секунд призадумался; донья Селия ждала; учитель, возможно устыдившись, прикрыл глаза; Урсула ликовала, с интересом следя, как он выкрутится.
– А! Хорошо, что вы уточнили насчет «музыкального», донья Селия, потому что я владею швейной машинкой моей матери, с ножным приводом, и когда жму на педаль, она монотонно жужжит, так же тоскливо, как скрипки пиликают на концертах, которые посещают знатоки, – ответил Далмау. Хозяйка дома выпрямилась с оскорбленным видом. Но Далмау продолжал, уже отвечая прямо на вопрос. – А музыкальными – нет, не владею. У нас дома мы никогда не видывали другого инструмента или механизма, кроме той швейной машинки. Мы, знаете ли, были бедные. Даже флейты и то не припомню. Хотя иногда мы свистели.
Стоило атмосфере немного разрядиться, как Далмау улучал момент, когда дон Мануэль или донья Селия обращались к Урсуле, и поверх серебряных приборов и тонкого хрусталя глядел на нее, делая вид, будто увлечен беседой: на самом деле ему было нужно, чтобы она снова испепелила его взглядом, хотя бы с намерением пристыдить. Он хранил в памяти первоначальное ощущение, то самое, которое подвигло его на попытку перенести этакую надменность на холст, но ни один из набросков его по-прежнему не удовлетворял. Он понимал, что рисункам, которые он отбрасывал, не хватало нежных полутонов, на чьем фоне выступят линии; не хватало перспективы, необходимой в картине; женского лица, рамы, в которую будут вставлены эти глаза, но проблема заключалась в том, что даже в простом наброске он не мог достичь цели, выразить центральный мотив.
Дон Мануэль, посещая стройки, продолжал брать его с собой. После Парка Гуэль Гауди они побывали в доме Льео-и-Мореры, который Доменек перестраивал в том же квартале Пасео-де-Грасия, где Пуч перестроил дом Амалье. Оба дома были построены в ходе реализации плана Серда, после разрушения крепостных стен, до того, как новое искусство, модерн, явилось в графскую столицу. Постройки функциональные, солидные, правильные с архитектурной точки зрения, но ничем не выделяющиеся, разве что своим неподражаемым местоположением. Против такого однообразия, против скучной регулярной застройки, осуществляемой по проекту Серда, инженера путей сообщения, к тому же присланного из Мадрида, и выступили архитекторы Барселоны вместе с земельными собственниками и инвесторами Каталонии.