Так или иначе, новая партия Лерруса, Республиканский Союз, росла и нуждалась в поддержке женщин, потому и задачи Эммы уже не ограничивались обучением определенного числа неграмотных работниц, ей поручили расшевелить женщин, вывести их из пассивности. Эмма должна была воспламенить дух своих товарок, пробудить в них интерес к образованию.
Так, пригласив ее к себе в кабинет, инструктировал Эмму Хоакин Тручеро.
– Ищи женщин, любых женщин, еще не охваченных вниманием партии. С работницами и мастерицами мы уже вступили в контакт, они имеют понятие о нашей организации, о нашей борьбе, включены в нее так же, как и мужчины. Что я буду тебе рассказывать? Ты всех их знаешь: они ходят на митинги, учатся у тебя. И все же существуют работницы, находящиеся вне сферы нашего влияния, до них нам не так-то легко достучаться. – Тут молодой республиканский лидер сделал паузу, и Эмма ждала продолжения. – Я имею в виду тех, кто кормится иглой, – он, очевидно, намекал на тех, кто, как Хосефа, пробавляется шитьем на дому, – и тех, кто прислуживает в богатых домах: десятки тысяч женщин находятся вне каких бы то ни было организаций, будь то профсоюзы или рабочие ассоциации. Они не кооперируются, мы никак не контролируем их, не имеем на них никакого влияния.
Эмма обдумала слова Хоакина. Действительно, она знала многих таких женщин.
– Я и так веду вечерние занятия, – напомнила она. – Одно дело – время от времени приходить на митинг. Но то, что ты предлагаешь мне, означает постоянный, ежедневный труд. Я не могу бросить работу и всецело посвятить себя партии. Как я добуду себе пропитание?
– Мы здесь работаем не за плату, – отрезал Тручеро. – Ты это знаешь. Но все-таки… – Сидя за столом в своем маленьком кабинете, Хоакин смерил ее похотливым взглядом, который так докучал ей. Судя по тому, что говорилось прежде, Эмма ожидала любого непристойного предложения, согласившись на которое она получит дополнительные деньги, но слова молодого лидера застали ее врасплох. – Ты ходишь по домам, продаешь цыплят и кур… – продолжал он, и Эмма невольно вздрогнула, поняв, что ему известно, как она зарабатывает на жизнь. – Чем не предлог для того, чтобы войти с этими курами в буржуазные дома и добраться до массы домашних работниц?
Смущенная, выбитая из колеи, она согласилась не думая. Хотела поскорей уйти, чтобы избежать вопросов о своей торговле курами; кроме того, избавиться от бесстыдного напора, выйти на воздух: может быть, его свежесть сотрет с кожи патину грязи, оставленную откровенно непристойными взглядами молодого активиста. Выйдя из кабинета, она глубоко вздохнула. «Неужели он также знает, откуда Матиас берет этих кур?» – задалась она вопросом, подставляя лицо бодрящему ветерку. Улыбочку, с которой Хоакин проводил ее, Эмма не могла разгадать: в ней смешались желание и насмешка, снисходительность и удовлетворение.